Данила Давыдов. Окончательная отмена цензуры
Книжное обозрение. – 2004. – 29 марта (№ 13). – с. 5.
Данила Давыдов
ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ ОТМЕНА ЦЕНЗУРЫ
Барков И.
Полное собрание стихотворений / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и примем. В.Сажина.
СПб.: Академический проект, 2004. – 624 с. – (Новая библиотека поэта). 2000 экз.
Известная пушкинская сентенция – мол, ежели в России отменят цензуру, в первую очередь выйдут из печати все сочинения Баркова – оправдалась несколько странным образом. То есть натурально цензуру отменили и Баркова напечатали, – но как-то с усмешечкой, с некоторым порнографическим пафосом, коего нельзя не осудить хотя бы из соображений хорошего вкуса. Впрочем, энтузиасты противопоставили этому филологическую вменяемость: отсюда два образцовых издания «Девичей игрушки» – питерская (библиотека «Звезды»), подготовленная В.Сажиным, и московская («Ладомир»), подготовленная А. Зориным и Н.Саповым. Выходила – в том числе вполне академически изданная – и барковиана, те рукописные потаенные поэмы позапрошлого века (вроде знаменитого «Луки»), что приписывались поэту (был замечательный том в том же «Ладомире»)…
Но рецензируемый том – особая статья. В некотором смысле выход полного Баркова в Большой серии «Библиотеки поэта» (пусть бы и «новой») – событие, подлинно изменяющее сознание. Есть, видите ли, вещи, трудно совмещающиеся в мозгу. Есть устойчивая иерархия знаков и смыслов, в пространстве книгоиздательского мира, быть может, проявленная более всего ярко. Принцип хорошо объяснен в известной киплинговской строке: «Есть Запад и есть Восток, и вместе им не сойтись никогда…»
Жесты, подобные изданию Баркова в «Библиотеке поэта», есть жесты, нацеленные на пересмотр иерархических структур. То мощное интеллектуальное движение во Франции, что было связано с реабилитацией наследия де Сада, с извлечением его из «ада книг», в сущности, изменило философскую ситуацию человеческого сообщества в целом. С Барковым такого не будет – поздно. Опоздали. Если бы Барков оказался современником (в публикационном смысле) обэриутов – это бы в корне изменило саму структуру отечественного литературного мира. Но, впрочем, и обэриуты возникли позже, чем нужно…
Иван Семенович Барков (1732–1768) в русской культуре занял завидное место шута- трикстера, автора никогда не писавшихся им порнографических текстов. Застенчивый и пьющий (в этом – предшественник божественного Венички), умница, близкий к Ломоносову человек превращается волею неутомимо бессердечного механизма воспроизводства культурных мифов в радостно-дебильного похотливого пошляка. Тончайший поэт, переведший Горациевы «Сатиры» так, как потом это не могли сделать полтора века, единственный подлинный наследник Кантемира, становится символом интеллектуального свинства. А ведь как хорошо:«Когда б сапожному не зная мастерству, / Кто шилья покупал, колотки и верьву; / Когда бы на море во венки не бывалой / И склонности к торгам нечувствующ ни малой/ Готовил паруса и заводил суда; / Достойно должен слыть безумным тот всегда».
Спасибо Валерию Сажину: блистательно подготовленное им собрание сочинений Хармса разрушило многие мифы, порожденные первым поколением обэриутоведов. Теперь он затронул еще более страшные механизмы культуры: если обэриуты – все-таки миф интеллигенции, то Барков принадлежит национальному самосознанию в целом. Сажин проявил филологическую смелость – и еще раз спасибо ему.
Но: у нас отобрали еще один символ неприсоединения к производителям символического капитала. Но: «Библиотека поэта» – владение всех, читающих по-русски, от славистов до школьников. Все равно боюсь цитировать «Девичью игрушку» в газете. Однако Барков перестал быть ворованным воздухом. И мы становимся более сиротливы, нежели вчера.