Константин Кедров. Россия на пути к Толстому

Новые известия. – 1998. – 16 сентября (№ 174). – с. 7.

Константин Кедров, «Новые Известия»

РОССИЯ НА ПУТИ К ТОЛСТОМУ

Юбилейные торжества по случаю 170-летия Льва Толстого еще не закончились, но уже сегодня ощутима неподготовленность общества к пониманию его великих идей.

Вовсе не обязательно вступать в полемику по частностям вроде вегетарианства, или отказа от службы в армии, или запрета на смертную казнь, чтобы почувствовать гениальность его учения.

С Толстым можно спорить и даже враждовать, но не ощущать его присутствия уже в XXI веке может только слепой.

С ним, как с высокой горой, никогда не скучно. Можно штурмовать вершину, можно издали любоваться ее величием, но не замечать нельзя. Между тем в России был избран именно такой метод – не замечать учения Толстого, покорившего целый мир своей красотой.

Несомненно, что Лев Толстой в самом начале XX века сумел создать и сплотить не политическую, а духовную партию мировой интеллигенции.

Эта партия состоит из таких людей, как Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Махатма Ганди, Томас Манн, Мартин Лютер Кинг, мать Мария, мать Тереза, принцесса Диана и долгие годы безымянная, оглушенная, загнанная в концлагерь русская интеллигенция.

Речь, конечно, не идет здесь о прямых толстовцах типа Черткова, хотя и они сделали для России очень много хорошего.

Предложить идею, которая сплотила бы всех мыслящих и гуманных людей по крайней мере на целое столетие, мог только гений. Творчество здесь очень важный аргумент. Всеми своими литературными трудами Лев Толстой доказал, что его идеи зиждутся не на песке, не из воздуха взяты, а покоятся на глубоком знании и понимании человеческого сердца.

В этом смысле он действительно прямой продолжатель и последователь Христа. «Человеческая душа – христианка», поэтому вот уже два тысячелетия Евангелие остается для человечества Книгой книг. Христос угадал глубинную потребность человека в любви и построил на этом прочном фундаменте свой невидимый храм, который можно разрушить, но нельзя обрушить. После каждого варварского набега и разрушения, а их человечество знало немало, остается прочный фундамент любви, на котором воздвигается новое здание, краше прежнего.

Лев Толстой начинал свою проповедь на развалинах христианства. Мыслящие люди к тому времени давно отшатнулись от государственной церкви и стали искать духовной опоры в опасных идеях Маркса и Ницше. Воинствующее антихристианство этих яростных ниспровергателей, по сути дела, покончило с гуманизмом, с таким трудом взлелеянным европейской цивилизацией и культурой. То, что вместе с гуманизмом погибнет цивилизация, их нисколько не огорчало, а даже радовало. Вот типичная ницшеанская запись в дневнике Александра Блока. Сообщение о гибели «Титаника», как ни странно, его порадовало: «Жив океан». Другой великий поэт, Маяковский, отравленный в равной мере и марксизмом, и ницшеанством, призывает «расстрелять Растрелли» или шокирует публику строкой: «Я люблю смотреть, как умирают дети».

Это не просто внешний эпатаж, а новая антихристианская религия, рядящаяся в науку.

Толстого яростно и последовательно запрещали, сжигали, уродовали, прятали, искажали, высмеивали, но больше всего замалчивали. Для Гитлера Толстой был врагом № 1 – его книги сжигали на кострах с особой последовательностью и яростью.

По инициативе Надежды Крупской были запрещены все проповеднические труды Толстого. Хитрее и умнее действовал Сталин. Формально богословские книги Льва Николаевича запрещены не были. Они даже вошли в довольно полное академическое собрание сочинений; но тем не менее за их чтение и распространение исправно расстреливали или сажали. Серьезной полемики с Толстым не было никогда. Ведь не считать же таковой анекдотическую статью Ленина «Лев Толстой, как зеркало русской революции».

Человека, сделавшего все возможное, чтобы на земле не было революций и войн, Ленин попытался представить революционером, слегка пожурив его за «рисовые котлетки».

Парадокс, но с церковно-христианских позиций Толстого критиковали те мыслители, которые, по их собственному признанию, обратились к христианству под влиянием его идей. В этом честно признались и Владимир Соловьев, и бывшие марксисты Сергей Булгаков и Николай Бердяев, и выходец из атеистической семьи Павел Флоренский.

Лев Толстой призывал мировую интеллигенцию вернуться к Христу, но уже без государственных церквей и частных сект. По сути дела, он предлагал религию разума и сердца, религию духовной свободы. Его призыв услышали Золя, Ромен Роллан, Стефан Цвейг, Чехов, Бунин. Цвет мировой мысли, как подсолнух, повернулся к Толстому. Потом многие шарахнулись, кто к Ницше, кто к Марксу. И только обжегшись на фашизме и коммунизме, снова пришли к Толстому.

Благодаря коммунистической пропаганде многие и сегодня считают, что смысл учения Толстого в «непротивлении злу». На самом деле речь шла о «непротивлении злу насилием». А еще правильнее, об активном противлении злу методом ненасилия. По сути дела, именно таким методом русская интеллигенция скинула тоталитарный коммунистический режим, Индия пришла к независимости под руководством последователя Толстого Махатмы Ганди, а США в 60-х добились крушения расовой сегрегации на государственном уровне под руководством Мартина Лютера Кинга.

Толстой любил цитировать евангельское изречение: «Зло никогда не уничтожается злом, но только добром уничтожается мо». Эту гениальную мысль всячески упрощали и доводили до абсурда, утверждая, что Толстой-де отрицал необходимость защищаться от агрессоров, террористов, бандитов и разбойников. На самом деле Толстой просто обвинял государство, что оно этих функций не выполняет, а само является главным агрессором, террористом и разбойником по отношению к мирному населению. На исходе XX века правота Толстого в этом вопросе ясна и очевидна, как никогда.

Государство – тень. Тень должна знать свое место. Толстой говорил, казалось бы, очевидные вещи: что в тюрьме сплошь и рядом сидят честные люди, а на свободе разгуливают преступники, что юристы не защищают человека, а запутывают его в государственной паутине, что наука монополизировала право на истину, не обладая при этом ни полнотой знания, ни элементарными этическими нормами, что медицина не только лечит, но сплошь и рядом калечит и шарлатанствует, что церковь давным-давно стала духовным управлением жандармского отделения, что никакие мы не христиане, а государственные идолопоклонники и язычники, заменяющие веру магическими обрядами.

Он предупреждал, что технократическая цивилизация рано или поздно упрется в тупик Чернобыля. Что природа не простит человеку варварского с ней обращения и отомстит катастрофой на грани полного уничтожения жизни. Что никогда не устареет естественный цикл жизни: лес, река, чистый воздух. Человек и Природа.

Сегодня можно с уверенностью сказать, что Толстой не просто защищал человека. Он его защитил. Интеллигенция, противостоящая фашизму и коммунизму осознанно или интуитивно, сплотилась вокруг главной мысли яснополянского затворника и беглеца.

Некоторые родственники Толстого склонны объяснять его уход из Ясной Поляны предсмертным беспокойством, часто охватывающим людей в таком состоянии. Достаточно прочесть «Отца Сергия», чтобы убедиться – это не так.

Уход был до деталей проигран и описан в планах бегства отца Сергия. Это было чисто духовное действие. Отказ перед смертью от всего наносного и земного ради главной идеи, которой отдана жизнь.

Давно замечено, что уход Толстого предсказан в последнем стихотворении Пушкина «Странник» с точностью до деталей.

Мои домашние в смущение пришли
И здравый ум во мне расстроенным почли…
Кто поносил меня, кто на смех подымал,
Кто силой воротить соседям предлагал;
Иные уж за мной гнались; но я тем боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей узреть – оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата.

Без Толстого и у России, и у каждого отдельного человека нет перспективы. Не мыслить и не чувствовать жизни вне государства наедине с собой, с природой и Богом – значит утратить ощущение вечной жизни, которая была до нас, продолжается с нами и будет после нас, но уже наполненная нашим духовным присутствием. Чувство вечной жизни – это и есть свобода.