В. Руделев. «И меж детей ничтожных мира…»

Послесловие. – 1992. – декабрь (№ 14).

«И МЕЖ ДЕТЕЙ НИЧТОЖНЫХ МИРА…».

Я вспомнил эту строчку Пушкина, я вспомнил все его стихотворение «Поэт», когда прочитал в газете «Тамбовская жизнь» статью писателя Алексея Шилина «Горе горькое». Мне показалось, что автор «Горя горького» и его необозначенные соавторы, члены Союза писателей России, не читали упомянутого стихотворения (или запамятовали?). И вот я его им напоминаю:

«Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон.
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он…»

Да, Пушкин чудесно ответил своим недругам, которые мелко копались в его родословной и карточных долгах, он высек их, как хулиганов-ребятишек за неосмысленные детские проступки. И он сделал это не только для себя, но еще и впрок, на века, чтоб и в нашем удивительном веке люди все-таки ценили творческого человека не за девственность и непорочные начала, не за верность властьимущему клану, а за талант и трудолюбие, за ночные бдения, которые завершаются чем-то более совершенным и существенным, чем «Последний патрон».

Когда я прочитал роман Ивана Елегечева «Байга» (я упоминаю имя этого писателя потому, что именно он является героем публицистической статьи господина Шилина «Горе горькое»), так вот, когда я прочитал елегечевскую «Байгу», я понял, что в Тамбове живет по крайней мере один настоящий художник слова, равный самым высоким мастерам. Неужели тамбовскому литературному отряду это не было ясно? Или наши коллеги закрывали глаза на несомненное чудо, как до них закрывали очи на талант изгнанного из Тамбова губернатора Державина их несомненные сородичи, как неприятно щурились тамбовские критики на затравленную поэтессу Марину Кудимову? ‘К счастью, Елегечев не остановился на сказочной «Байге». В годы нашего знакомства (они теперь отдалены, как уплывшие за горизонт облака) писатель трудился над романом о Державине. Когда в областном театре с успехом прошла пьеса Елегечева «Что есть истина?», властительные персоны содрогнулись от беспощадных намеков на оградостроительство и сладкие времена батюшки Бирона – да мало ли еще на что! Актеры играли вдохновенно, а театральные рецензенты злословили насчет замедленного действия. Но даже и они согласились с тем, что в Тамбове – праздник. Я не помню, чтобы такой же праздник был подарен Тамбову господином Шилиным или его нынешними единомышленниками. Однако в нашем граде уже в ту пору возникла целая поросль высокоодаренных авторов: Александр Макаров, Евгений Харланов, Сергей Бирюков! Лишь немногие из них примкнули позже к Союзу, возглавляемому ныне Алексеем Шилиным. И в этом, видимо, наше общее счастье.

А Елегечев все писал и писал. Ему везло с публикациями, и он был скромен в потребностях, а физически и нравственно здоров и крепок. Он стоял за своей конторкой, изредка погружаясь в архивные глуби. И вот – роман о протопопе Аввакуме, в котором удивительно проглядывала бездумная война в Афганистане, вот – «Соломенный дворец», еще не напечатанный. И вот – книга, которую я бы назвал вершиной творчества Елегечева, если бы не знал, что этого писателя нельзя ни остановить, ни предугадать. Речь идет о романе «Оккупация».

Я возвращусь, однако, к Пушкину. Его «история Пугачева» мало кому из современников пришлась по душе, да и сами исследования пугачевского восстания Пушкин маскировал под поиски суворовских заслуг. Попробовал бы кто в пушкинские времена назвать Пугачева как-нибудь иначе, чем «разбойник», «злодей» и т.п.

Времена иные, а суть их одна и та же. Насчет Пугачева, впрочем, взгляды изменились. А вот Пугача нашего времени – Антонова – как ругали «злодеем», так и ругают. Елегечев пошел чисто пушкинским путем и вывел тот образ, который возникал из материала, а не соцзаказов. Его за это благодарить надо, а со страниц уважаемой газеты «Тамбовская жизнь» – одна за другой разоблачающие статьи, поверхностные, одиозные и имеющие одну и ту же цель: уничтожить писателя Елегечева политически, описать его нравственную несостоятельность. «Горе горькое» господина Шилина лишь довершает сокрушение гиганта в духе одного из крыловских героев (я думаю, читателям хватит сил его угадать!).

Что ж! Нам остается лишь еще раз вернуться к Пушкину и поблагодарить его за вечную модель Поэта, за его «каменную» и «медную» Власть, за бедного Дона Карлоса, олицетворяющего художественную немощь и немоту. Но – не следует думать, что Пушкин был так уж снисходителен к человеческим порокам Поэта, как не следует думать, что тамбовский писатель Елегечев так уж ничтожен и нелеп, как его представили в статье «Горе горькое».

Все, кто знает Ивана Елегечева, не сомневаются в его добрых качествах: альтруизме, способности жертвовать собой ради добрых людей, задавленных Властью, обесчещенных, прибитых членами того же Союза писателей России. Елегечев во все годы своей жизни был истинным демократом, человеколюбом, подлинным россиянином, благородным человеком. Я был свидетелем его трогательных и героических забот о больной жене, ныне, к сожалению, покойной, о сыне и дочери. Я был свидетелем его непримиримости со злом, подлостью и тем популярным «достоинством», которое воспел великий Эразм Роттердамский. Что Вам нужно от писателя Елегечева, господин Шилин? Не пора ли перенести пристальное внимание с его личного дела на проблемы творчества?

А газете «Тамбовская жизнь» мне хочется открыто сказать: все-таки лучше печатать шедевры, чем политические доносы. Первые, лежат в портфеле редакции по десять лет и потом возвращаются за ненадобностью, вторые вешаются на стенке лучших материалов, смеша творческую публику, которая все реже и реже заходит в редакцию «Тамбовской жизни», предпочитая иные газеты, пусть и менее богатые, зато более достойные.

В. РУДЕЛЕВ.