Алексей Шепелев. Сергей Левин. Поэт прогрессирующий

Город на Цне. – 2000. – 11 октября. – с. 6.

СЕРГЕЙ ЛЁВИН. ПОЭТ ПРОГРЕССИРУЮЩИЙ

Поэтическую эволюцию Сергея Левина я созерцал непосредственно, как говорят компьютерщики, в режиме реального времени — Сергей мой однокурсник (многие стихи написаны на лекциях) и сотоварищ по литературной студии A3 (Академия Зауми), где почти все его стихи читались и обсуждались. Почему, едва пролистав только что вышедший первый сборник поэта, я решил высказать некоторые свои мысли (субъективные), навесить ярлыки, сравнить одно с другим… В общем, обычная работа критика.

Основная моя мысль такова: Сергей Левин — поэт прогрессирующий. Раньше он писал хуже, чем теперь (а временные рамки этого «теперь» перелома — конец 1998 — начало 1999 г., что подтверждают даты создания, указанные в конце каждого стихотворения). Однако только на материале сборника такой вывод — о революции в творчестве поэта — сделать трудно, т. к. для большинства читателей сборник выглядит монолитным. Но если задаться целью отметить несколько «самых-самых» стихов, то это будут, на мой взгляд, новые вещи как раз из указанного выше периода: «Весна», «Геометрическое», «Сельскохозяйственный эксперимент», «Воспоминание», «Кошка», «Слепой Микки Маус», «Математически-кулинарное». Особенно удачны, по-моему, суперметафоры (термин, которым поэт и критик А. Цуканов в статье «Поэзия третьего тысячелетия» называет «Двенадцать» А. Блока), где метафора выступает как система метафор («Сельскохозяйственный эксперимент», «Математически-кулинарное»). Жаль, что в издание не вошли произведения 2000 года (кроме стихотворения «Упал ос стула» давшего название сборнику).

Еще несколько тезисов.

Во-первых, поэзия С. Левина — газетная, причем данное определение не просто указывает на положительную конъюнктурность последно, что добрая половина стихов из разбираемой книги уже была опубликована в тамбовских и котовских газетах (что под силу не каждому поэту из авангардного АЗа). Да и сам автор пишет в предисловии: «Не самые радикальные, минимум аван¬гарда», т. е. был сделан конъюнктурный отсев. Интересно, что осталось за кадром, какой авангардизм? По-моему, отбор был просто качественный, а радикализм же в форменном плане чуть брезжит только в произведениях 2000 года и смещается в сторону воображаемого будущего в содержании — куда уж радикальней, чем «Зажми мне голову в тиски»?!

Во-вторых, поэзия С. Левина — поэзия профессиональная, талантливая, «ученая», ее уровень очень высок. В мини-эссе «Быть гением» лирический герой Левина, поэт, сначала окрыленно размышляет о гениальности, о том, как хорошо быть гением, но в конце осознает, что он есть только жалкий клерк на службе поэзии. Так вот — Левин уже не клерк, а, как сказали бы в недалеком прошлом, специалист широкого профиля или, как говорят сейчас, представитель среднего класса.

В-третьих, вернемся к монолитности. Философское единообразие уловить нетрудно — экзистенциализм плюс материалистическое понимание природы лирическим героем (как у героев Толстого и Достоевского). Обусловлено сие скорее всего увлечением Сергея современной западной философией и литературой (серьезной). Сначала, на 1-2 курсах, Сергей был жесточайшим поклонником Стивена Кинга и писал длиннейшие стихи и поэмы с ярко выраженным сюжетом и обилием ужасов. Позже, когда друзьями поэ¬та сделались: а) A3 и б) Джойс, Камю, Эко. Фаулз, Борхес, Кафка и др., произведения сжались по объему и приобрели указанную выше философскую монолитность. Но кое-что осталось от Кинга и его зарифмованного эквивалента: ужасы и обилие глаголов, скрепляющих текст.

В четвертых, современность (стилевое единство). Каждый сразу заметит знакомые слова и выражения из лексикона «первого поколения постперестроечной эпохи»: «фотки», «разборки», «водяры ужраться», «чупа-чупс», «дядя Боря», «букет болезней», «папарацци», «fack», «компашка», «видяшник», «антиАОН и др. Даже рядовому читателю бросаются в глаза заимствования известных художественных приемов, например: «размалюйся ваксой» очень напоминает один текст группы «Агата Кристи», «Больно бьют по морде до утра» — это чистый Маяковский, авторские неологизмы в стиле Маяковского/Хлебникова — «ветродуй», «солнцесвет», «ранозорь» и т. п. (наиболее удачный из них, по-моему, «лжедирижабли»). Есть, что называется, блестящие строки, поэтические сентенции, которым впору бы стать крылатыми: «Но мир вместо stereo сделался mono» (о неразделенной любви); «и Бога молил об одном: «Не усни!» (вместо ницшеанского «Бог умер»); «Мыслю категориями «Тетриса»: куда вставляется эта штука? (эротика или точная модель мышления поколения «П»?); «Он спас всех вокруг, заодно спасся сам» (мораль, категорический императив в эпоху, когда Бег заснул, а человек мыслит «Тетрисом»). Есть несколько стихов на классическую — для школьных сочинений — тему: о поэте и поэзии. Так, стихотворение «Пепел» — это своего рода «Exidi Monumentum» (Я памятник себе воздвиг…»), «Пушкин — это что-то вроде «Погиб поэт, невольник чести…», только с юмором Хармса «Геометрическое» — предельно лаконическое изложение диалектики, борьбы добра и зла, но сниженное посвящением тому же бессмертному Кингу. Много в стихах и культурных деталей, причем подчас в замаскированном виде. Читая, например, такие строки: «Другая — имя ее Колабрюньон» или «А по ночам, когда гремел Бодлер/цветами зла в парижских переулках», только филолог вспомнит, что Кола Брюньон мужского рода, это имя героя и название книги Ромена Роллана, а «Цветы зла — сборник стихов Шарля Бодлера.

Хочется пожелать Сергею творческих успехов, дальнейшего углубления в изучение иностранной литературы (в аспирантуре) и. конечно, выхода нового сборника.

Алексей ШЕПЕЛЕВ,
аспирант кафедры русского языка и литературы ТГТУ