Александр Федулов. Руками осязаю мысль

Новости. – 2004. – 22 сентября (№ 38). — с. 13.

РУКАМИ ОСЯЗАЮ МЫСЛЬ

Александр Федулов:

– С художником и поэтом Александром Лаврухиным я познакомился несколько Лет назад на встрече авторов альманаха «Черновик», которая проходила в Георгиевском клубе Российского союза профессиональных литераторов. Еще до того как нас представил друг другу редактор Александр Очеретянский, осматриваясь среди присутствующих, я подумал на одного молодого человека – этот должен быть художником Лаврухиным. И оказался прав – так он похож на свою графику, и внешне и внутренне.

А. Лаврухин занимается книжной графикой. Сфера его интересов: «Слово о полку Игореве», Гоголь, Пушкин, Шекспир, Рабле, Блок, Белый. Художник не иллюстрирует авторов, а интерпретирует их произведения, графикой исследует тексты. Основой стиля ему послужил один из древнейших элементов книжного оформления – заставка-концовка, возможность насыщения его символикой и философскими обобщениями. Только равноправные черный и белый, линия и пятно, но результаты такой минималистской техники завораживают. И авторы вдруг открываются какой-то новой гранью. Хотя, естественно, возникает вопрос, – а возможно ли использовать один и тот же метод для постижения таких разных поэтов? Остается ли что-нибудь от них самих? Этот вопрос всегда присутствует при переводе произведения из языка в язык, из материала в материал, из одной формы искусства в другую. Иногда ответ дается сразу, чаще требуется энное расстояние во времени. Во всяком случае, чтобы иметь собственное мнение о чем-либо, надо это что-то знать.

Вот несколько работ А. Лаврухина и некоторые мои пояснения.

Лист с кричащим овалом – это концовка «Бориса Годунова»: «Народ безмолвствует». На что здесь надо обратить внимание – на вторжение углов в пространство листа, обрамленного плавными кривыми занавеса. Углы – это смерть. Рот кричащего заткнут кляпом ужаса. Здесь еще аллюзия на известный плакат советских времен Н. Ватолиной и Н. Денисова «Не болтай!». В личной беседе автор сказал, что народ безмолвствует, потому что мертв. Поле для спора очевидно, но очевиден и посыл истины, что в греческом арлту аминь, а в русском еще и конец. Помните, так заканчивается «Слово о полку Игореве»: «Князем слава, а дружине Аминь». Это очевидные вещи, чтобы ни говорили. Истина в том, что дружине, народу – конец. Да вот о том же Р. Киплинг:

Ша! Нам победа хрен достанется. Ша! Нам не шествовать в блистательном строю! Будешь ты, усвой, Стервятникам жратвой, Вот и все, что нам достанется в бою!

Над древком, по которому движется занавес черные четыре (четное число!) птицы, под -опрокинутые голубки.

Все в той же плоскости мировая мудрость — молчание золото. Но вот вариация пословицы «Слово – серебро, молчание – золото» визуального поэта Гарольдо де Кампоса: «Слово-серебро. Молчание – золото. Головы – серебро. Хвосты – золото. Слово – молчание. Стоп. Серебро – молчание. Золото – речь. Ясность». (Юрий Гик. Визуальная поэзия. Теория и практика, – «Черновик» № 19, с.44). Как бы сказали в нашем недавнем прошлом – это заявка на активную жизненную позицию. Ведь есть еще и другая пословица – «Молчание – знак согласия». Не все так однозначно в мире мудрых мыслей.

Лист к «Скупому рыцарю» – перевертыш. Барон протянул руку, обвиняя сына во всех грехах. Переверните лист – сын накалывает брошенную перчатку, принимая вызов поспешно (ремарка Пушкина). О поспешности, нетерпеливости – белое пространство, образованное ногами сына, – языки пламени. Перья на головном уборе барона остры и конкретны, вонзаются в мозг; у сына – перья на шляпе, словно выплеск краски с палитры. Барон строг и величав. Застежка на его плаще – это планета на орбите, это незыблемость, несокрушимость принятого образа жизни. Сын изломан, подвижен, гибок, но он обречен – простертая рука (рока?) не даст ему подняться. Лист к «Пиковой даме». В левом углу белый Германн-свеча. Дама – готически заостренная перевернутая трубка, выскочивший уголек или остатки пепла. Знак пик – сердце на подставке. Германна рисует тень. Дама – в пространстве белого проема (в свете дня?).