Евгения Вежлян. Объект, не предусмотренный запретами
Книжное обозрение. – 2004. – 17 мая (№ 20). – с. 6.
Евгения Вежлян
ОБЪЕКТ, НЕ ПРЕДУСМОТРЕННЫЙ ЗАПРЕТАМИ
Девять измерений. Антология новейшей русской поэзии
/ Сост. Б.Кенжеев, М.Амелин, П.Барскова, Д.Воденников и др.; Вступ. ст. И.Кукулина.
М.: Новое литературное обозрение, 2004. – 406 с.
Эпиграфом к размышлению о недавно вышедшей в издательстве «Новое литературное обозрение» антологии новейшей русской поэзии («КО» уже писало о ней в рубрике «Книга недели» в № 13 с.г. – Прим. ред.) я поставила бы, пожалуй, фразу из репертуара бюро информации метрополитена: «Запрещается провозить багаж, сумма измерений которого по длине, ширине и высоте превышает…». А если сумма измерений объекта много больше, чем три, но по их сумме он «не превышает»? Что тогда? А если объект «превышает», но не по «длине, ширине и высоте», а по иным измерениям, которым и названия-то нет? Таким многомерным объектом, не предусмотренным запретами, и является новейшая русская поэзия в исполнении «НЛО».
Антология включает более семидесяти авторов, отобранных девятью (!) составителями плюс дополнение (выбор Игоря Кукулина). Но напрасны окажутся усилия какого-нибудь будущего литературоведа проинтегрировать все собранное здесь в «единый стиль эпохи», «общность эстетики», «поэтику молодой литературы 90-х гг.» (если его любимый журнал – «Вопросы литературы») или создать концентрическую модель «литературного пространства», имеющую единый «центр» и «маргинальные» относительно него «зоны» (если он – поклонник «НЛО»).
Во вступительной статье к изданию Илья Кукулин убедительно показывает, что именно сложность литературного ландшафта девяностых годов, отсутствие в нем единого центра и его, ландшафта, переменчивость определила принцип составления антологии. Девять составителей выбирают каждый по семь поэтов. Но за серьезностью и обоснованностью подхода кроется, думается, и некая игровая произвольность. Напрашивается детский вопрос – а почему по семь? А не по три? А не по десять? И это при том, что получилось действительно уникальное по своей репрезентативности издание. И сама означенная произвольность вполне симптоматична.
Структура антологии и принцип ее составления – это такой же итог развития литературы последних десяти лет, как и содержание «Девяти измерений». Ведь что получилось? Если бы эту книгу составлял кто-нибудь один, например, Максим Амелин (специально беру столь разительно несхожие позиции), то многие из вошедших в нее авторов были бы исключены вовсе, а антология стала бы напоминать (не поймите меня неправильно – я говорю без всякой иронии и никак не оценивая) в одном случае – «Октябрь» – «Новый мир» – «Знамя», а в другом – альманах «Вавилон».
Между тем именно сосуществование представленных «выборами» и того, и другого тенденций – есть свершившийся факт новейшей истории русской поэзии. Но – именно факт истории, историку понятный и для историка, «равнодушно внимающего добру и злу», приемлемый. Сознание же любого участника литературного процесса – ангажировано его собственными эстетическими пристрастиями. И потому, так сказать, «геоцентрично».
Каждый из «выборщиков» антологии предлагает свое видение «литературного ландшафта», как бы создавая модель литературы в целом, имеющую центр в пространстве, им самим открытом, им обжитом. В случае Амелина – это «неоакмеизм» круга «тридцатилетних», в случае Кузьмина – эпатаж Шиша Брянского и «новая искренность» Линор Горалик. Выбор Данилы Давыдова – более или менее рефлексивная поэтика постконцептуалистов. Хотя выборы последних двух поэтов почти сводимы один к другому и почти однородны по эстетической направленности. И вот перед нами – девять незавершенных и – как сказал бы Михаил Бахтин – «незавершимых» антологий новейшей русской поэзии. Из девяти «геоцентрических» систем, у каждой из которых – свое солнце, создается коперниканское мироздание. Но такое, в котором каждые две системы исключают существование остальных семи.
Вот такая физика. Вот такая математика. Читателю антологии захочется быть последовательным и логичным. Но если и стихи Ивана Волкова, и тексты Кирилла Медведева, и композиции Андрея Сен-Сенькова имеют родовым наименованием слово «поэзия», то либо сама она нуждается в переопределении, либо нужно, руководствуясь традиционным представлением о ней, создать для двух последних авторов новую директорию под каким-нибудь другим именем. Так что – действительность логике не поддается. И бог же с ней. Но вот спрашивается: нужно ли для вещей, превышающих суммой своих измерений допустимые нормы, проектировать новые вагоны? Либо продуктивнее все-таки пользоваться старыми, и не «умножать сущности»? Ответ неочевиден. А если такой «вещью» становится поэзия, то – нужен ли…? И применим ли к новейшей русской поэзии какой-нибудь единый – оценочный – критерий?