А. Шепелев. Писатель в России – ньюсмейкер
Город на Цне. – 2002. – 21 августа (№ 34). – с. 13.
ПИСАТЕЛЬ В РОССИИ – НЬЮСМЕЙКЕР
Как сказал классик, поэт в России больше, чем поэт. А писатель всегда воспринимался у нас не просто как литератор, то есть создатель своего особого художественного мира и фигурант литпроцесса, но как фигура общественная, общественный деятель. Так было всегда, тем более что история давала поводы: и в царской России, и в советские времена жизнь наша отличалась гиперполитизированностью. С писателями доходило даже до крайностей (впрочем, как и принято у русских: во всем «дойти до последнего предела») — именем Горького при жизни назвали третий по величине город страны, а других, напротив, не только ссылали и сажали, но и расстреливали за их писательство.
Теперь, конечно, другое времечко, другие нравы, другие герои. Но писатели, как ни странно, все еще есть, и некоторые из них весьма популярны. Причем такая их востребованность среди широких народных масс созидается в том числе и через пиар, через масс-медиа, то есть прессу, Интернет, радио и, конечно, самое тотальное и влиятельное их орудие — телевидение.
Как вы уже, наверно, догадались, речь идет о Владимире Сорокине и Эдуарде Лимонове. В этом году они, доселе известные в сравнительно узких кругах читающей публики — в основном благодаря журнальным публикациям и не так давно вышедшим на родине книгам, вдруг сделались телегероями, персонажами новостей. Их показывают буквально в одном (видео-) ряду с политиками, официальными лицами! Других современных авторов, в принципе, не менее читаемых, не часто увидишь на телеэкране. Бывают, конечно, Солженицын или даже Астафьев; Татьяну Толстую и Виктора Ерофеева можно еще изредка лицезреть в гуманитарных программах; у Пелевина вообще имидж своеобразный: ни слова с прессой, ни минуты на ТВ; Чингиз Айтматов вот появлялся недавно в качестве председателя жюри Московского кинофестиваля. Но по сравнению с Сорокиным и Лимоновым, которых все каналы демонстрируют в среднем раз в неделю (а иной раз чуть ли не каждый день, и особенно в этом деле усердствует НТВ) все это мелочи, издержки, так сказать, телевоспроизводства действительности.
Эпоха, в которой мы имеем честь жить и творить наряду с нашими замечательными современниками, замечательна гласностью, которая на деле оборачивается некоей беспринципностью, на мой взгляд, беспрецедентной в мировой истории, когда все обвиняют друг друга в чем угодно, отрицают что угодно, передергивают слова оппонента, проще говоря, врут прямо в глаза — и как следствие, всеобщим упованием на юриспруденцию. Новая мода «правового государства» — по любому, даже ничтожному и нелепому поводу подавать в суд. В это переплет попали и на¬ши герои писатели — их показывают в судебной хронике.
Дело Сорокина преимущественно этическое, Лимонова — политическое. Постмодерниста Сорокина обвиняют в порнографии. Много раз показывали репортажи об акциях пропутинского молодежного движения «Идущие вместе» — устраивается символический, но довольно-таки циклопический унитаз, в который разгневанные пенсионеры и довольные молодые люди в майках с портретом Президента сбрасывают разорванные книги Сорокина, по-моему, было даже аутодафе. Не хватает только самого Коперника шизоанализа и некрореализма на костре инквизиции! Интересно, что все это инквизиторство инспирировано одним его произведением (которое, естественно, самое известное, покупаемое и, пожалуй, худшее) — романом «Голубое сало», якобы даже содержащем политический подтекст.
Формальным поводом к началу процесса и акций стал тот факт, что тов. В. Сорокина пригласили в святая святых русской национальной культуры и поручили написать либретто для оперы. И вот на экране лица фанатичных пенсионеров (вернее, в основном пенсионерок), их скандирования, их плакаты: «Не дадим нашу великую культуру на поругание этому изуверу, этому современному де Саду! Не будет его ноги в Большом театре!». Показывают виновника — он сбивчиво объясняет, что литература, мол, животное свободное, улыбается (он, кстати, вообще очень обаятельный человек). Показывают министра культуры Швыдкого (он вообще-то очень мягкий человек): «Если раньше Сорокин и писал неприличное, то это вовсе не означает, что и для Большого он напишет то же самое».
Чуть ранее, на церемонии присуждения Сорокину звания «Народный писатель» (по итогам опроса читателей газеты «Книжное обозрение»), когда некий журналист объявил, что подал иск на «самого народного» за моральный ущерб, причиненный журналисту его книгами, Сорокин в свою очередь сказал, что тот, кто имеет дело с литературой, никогда не застрахован от подобной душевной травмы, он сам, например, недавно перечел «Братьев Карамазовых» и не знает, на кого и куда подать иск, а также напомнил историю с Львом Толстым, которому одна «поклонница», прочитав «Анну Каренину», прислала конверт с веревкой и куском мыла.
Осудить, оштрафовать, запретить, изьять, посадить — таков вердикт общественных активистов (наконец-то фигура писателя, его творчество притягивает к себе всеобщее внимание, накаляет атмосферу.
Между тем продажи книг Сорокина, автора некоммерческого, возросли. Некоторые высказали предположение, что это был пиаровский трюк, спланированная акция самого Сорокина и его издателей. А наше мнение такое: это могло быть импровизированной акцией в поддержку В. С. — в России возможно все!
Массовые акции, связанные с писателем Лимоновым, иного рода: моло¬дые люди из другой организации, в руках иной направленности плакаты: «Свободу Лимонову! Руки прочь от Лимонова!». Невостребованный на советской родине пиит Эдуард Лимонов эмигрировал на Запад, в результате чего приобрел писательскую известность и там и здесь (прежде всего как автор скандального романа «Это я, Эдичка»). На своей шкуре он познал, что такое социальная несправедливость в обеих суперимпериях. Если в ранних его произведениях главный герой подается несколько романтически, как «бандит», то в последующих он уже примеряет на себя роль революционера, современного Че Гевары. Вернувшись домой, Лимонов решил все это совместить и создает одиозную национал-большевистскую партию (НБП). До сей поры, в отсутствие соответствующих законов против экстремизма, да и пока партию поддерживали такие выдающиеся личности, как лидер «Гражданской Обороны» Егор Летов, философ Александр Дугин и покойный Сергей Курехин, дела шли неплохо.
Теперь все изменилось: сам Лимонов заключен под стражу (его обвиняют по двум пунктам: покупка оружия для партии и призывы к вооруженному восстанию в его произведениях), молодые активисты и активистки голодают в штабе, чтобы привлечь внимание общественности к процессу над их лидером (их-то и показывают по ТВ), другие митингуют, наконец-то совсем закрыта газета «Лимонка».
Что и говорить, в демократическом обществе понятия «бандит» и «революционер» тождественны. Остаются только заслуги перед литературой. В поддержку Лимонова выступает редактор газеты «Завтра» Проханов, российский Пен-клуб собирает подписи, а лауреат премии «Национальный бестселлер» перечисляет ее всю на нужды интернированного Лимонова. Ведь Эдичка поэт, как же он не увидит этого неба, этой весны, этих полей и цветов? Да, Лимонову уже ведь за шестьдесят, а срок могут дать, говорят, лет под пятнадцать… А зачем, скажете вы, он, эстет и инженер человеческих душ, вообще полез в политику и на войну (он еще воевал против генерала Лебедя в Приднестровье)? Не хочется ему стареть — вечно юный Ленин, мужественный красавец Че на майках, бодрый Кастро, «война дело моло¬дых, лекарство против морщин» (В.Цой) и все такое.
Раритетные кадры оперативной съемки: человек с усами и бородой, в спортивном костюме, с двумя огромными сумками. «Стоять! Руки за голову! Фамилия! Что в сумках?». Лимонов называет свою настоящую фамилию, из сумок извлекают «калаши». Ну чем не романтика, не героизм, то есть не пиар?! Последнее произведение, написанное на воле, «Книга мертвых» — довольно слабое в художественном отношении, своего рода мемуары, которые поклонникам лимоновского творчества не очень интересны, поскольку вся его проза автобиографична. Деньги от продажи и пошли на нужды партии. В тюрьме Лимонов уже написал другую книгу — «Книгу воды» — говорят, в ней просто собраны все сцены из других его произведений, происходящие у воды. Зато читательский интерес к ней нешуточный — как же не купить книгу автора, который сидит в тюрьме?
Саму НБП не закрыли, суд не признал ее деятельность незаконной, а вот инициатора на всякий (и удобный) случай надо изолировать от общества — пусть направит свою энергию в более-менее социально приемлемое русло творчества.
А в чем же, скажете вы, нравственный урок этой истории? Не знаю, мораль бывает только в баснях. С писателями все же интереснее, чем с наводняющими эфир политиками, бизнесменами, поп-звездами и спортсменами, которые к тому же зачастую являются одноклеточными по своему интеллектуальному развитию. В такой обстановке сеять разумное, доброе, вечное (да чтобы еще тебя услышали и не умереть с голоду) трудно: может, поэтому они и делают это с поправкой до наоборот — абсурдное, злобное, сиюминутное, и понять их, высоколобых жителей Парнаса, как всегда нелегко, можно ошибиться, за внешним не увидеть сути…
А. ШЕПЕЛЕВ