Константин Кедров. Корабль дураков в море Юрия Коваля

Новые известия. – 1998. – 15 августа (№ 152). – с. 7.

Константин Кедров, «Новые Известия»

КОРАБЛЬ ДУРАКОВ В МОРЕ ЮРИЯ КОВАЛЯ

Писатели конца XX века давно уже догадались, что русский язык – это словесное море, по которому можно плыть легко и свободно, не причаливая к островам надоевшего всем реализма с не менее надоевшей реальностью.

Как-то само собой получилось, что главным героем стала знаменитая Глокая Куздра, которая, как известно, «штеко будланула бокра» и теперь «курдячит» ни в чем не повинного «бокренка». Читатели едва успели очухаться от сказок Людмилы Петрушевской с ее шмукузячками и жиздрульками, как издательство «Вагриус» обрушило на голову читателя «Суер-Выер» Юрия Коваля. Роман был назван писателем – пергамент и действительно состоит из множества кратких свитков с описанием путешествия корабля «Лавр Георгиевич» по морю безумия. Вернее, даже не безумия, а некоего постоянного абсурда, пронизывающего жизнь.

«Боже, как грустна Россия», – воскликнул Пушкин после чтения глав из «Мертвых душ». Но Россия не только грустна – она еще и смешна. Книга Коваля ни при каких обстоятельствах не может быть переведена на другие языки. Ну как перевести название «Остров Валерьян Борисовичей», или «Остров посланных на…», или «Остров Едореп». Хотя, в принципе, всякий цивилизованный европеец с легкостью найдет аналогии с «Путешествием Гулливера» Свифта или с Робинзонадой Даниеля Дефо.

Из бесчисленного множества островов, на которых побывал русский Робинзон Суер-Выер, мне больше всего запомнился «Остров пониженной гениальности», где творит поэт Калий Оротат, чье имя заимствовано у названия известного сердечного лекарства. Прообраз острова пониженной гениальности, конечно же, Переделкино. Поскольку гениальность понижена, то на этом острове «все поэты». Сейчас их, правда, стало поменьше; но если открыть справочники всевозможных новых союзов писателей, то как не вспомнить Андрея Вознесенского, сказавшего в свое время: «2515 поэтов наших федераций пускай напишут за меня». Что касается пародийных стихов, приведенных в книге, то они лишний раз убедили меня, что пародистам еще ни разу не удалось написать удачную пародию на авангард. Авангардная поэзия всегда оказывается намного смелее и самоироничнее, чем самая смелая пародия на нее.

Я хочу на острое дальний
Топоров послать,
Полем блеск пирамидальный
дабы порубать.
Чтобы штопором топорить
Окаянный мир,
Чтобы штормом откупорить
Океанский мир.

Ритмика унылая, образность ни в какое сравнение не идет даже с неудачными образцами. Так что гениальность явно понижена.

Самая мудрая притча «Ненависть» про боцмана Кацмана, который возненавидел все, что высовывается, торчит и болтается. «Боцман плюнул и чугунным сапогом стал заталкивать на место все, что высовывалось.

– Все, что ль, запихнул? – раздраженно спросил он лоцмана.

– Не все, не все, вон там еще что-то торчит!

– Погодите, – сказал старпом, – это всего-навсего «торчит». Торчит, но не высовывается. То, что высовывается, это я сам ненавижу, а то, что торчит, пускай себе торчит на здоровье.

– Нет-нет, – закапризничал лоцман, – запихните это или сломайте!

– Поберегись! – закричал Чугайло, и тут же всё, что раньше высовывалось, снова повыскакивало отовсюду, а что болталось, вылетело из-за угла, да еще на какой-то палке, и снова стало болтаться, приплясывая».

В плавании Суер-Выера лично мне не хватает хоть какой-нибудь, пусть даже совсем иллюзорной цели. Гуливер плывет в Лилипутию, потом в Великанию, потом попадает на НЛО, потом в Страну лошадей; но везде у него есть цель – вернуться домой. Корабль дураков «Лавр Георгиевич» может плавать как угодно долго и куда угодно, потому что цели у него нет. Его маршрут предопределен тем фольклорно-литературным запасом слов и сюжетов, которыми обладает автор, и запас этот, прямо скажем, не столь велик. Поэтому сюжеты повторяются, а приемы словообразований весьма далеки от футуристического богатства Велимира Хлебникова. «Туману, Пахомыч, туману! Чтоб ясность была!» – это очень точный призыв, прозвучавший внутри романа.

Однажды физик Макс Борн, обсуждая одну научную гипотезу, сказал: «Эта идея, несомненно, безумна. Но достаточно ли она безумна, чтобы стать открытием?» Именно этот вопрос возникает в финале в романа.

В главе «Стол из четвертого измерения» герой пьет ерш из вермута, спирта и виски, а компанию ему составляет «Девочка с персиками» Серова. Ну а что тут от 4-го измерения? Да ничего, кроме того, что стол топорщится стеной и рюмку можно ставить горизонтально. И еще, когда пьющий пролил вермут, девушка с персиками вступила с ним в весьма поучительный диалог.

«– Всю скатерть мне испоганил, – ругалась она, – вермут не отстирывается!

– А вы, что же, в четвертом измерении неужто стираете?

– Стирают, друг мой, во всех измерениях, – строго пояснила девушка с персиками».

Это, пожалуй, самое печальное открытие Юрия Коваля.

Перед нами явная попытка выйти за пределы обыденного. Еще Валентин Катаев говорил: «Скучно талдычить все время «глава первая», «глава вторая». Юрию Ковалю тоже захотелось отправиться в свободное плавание по волнам фантазии. И он создал лучшую книгу в своей жизни под названием «Суер-Выер».

На «Острове особых веселий» среди других радостей: индейка в банке, водка, спелые дыни, есть еще причудливые фрукты ахмадули. Роман посвящен Белле Ахмадулиной, и в предисловии к нему поэтесса пишет: «Попросту признаюсь: я читаю и перечитываю сочинения Юрия Коваля. Нежность ко всему, что живо, или убито, или может подлежать убиению, въявь ощущается как бессмертие».

Белла Ахатовна щедра, как всегда. «А я люблю товарищей моих», – воскликнула она в начале 60-х, защищая Андрея Вознесенского. Любит она и прозу Юрия Коваля, за каждой строкой которого друзья, конечно, увидят гораздо больше намеков на узнаваемые обстоятельства, чем непосвященный читатель.

В финале романа герои закусывают гербами. Гербы Синегории, Татароманджурии, Фанаберии, Сарайстана, Демонкратии, Страстотерпии, Охреновании. И это уже понятно всем без намеков. Приятно вместе с автором «выпить потеру и закусить вяленым гербом». А что нам еще остается?