Константин Кедров. Тайные мысли Кафки

Новые известия. – 1998. – 29 августа (№ 162). – с. 7.

Константин Кедров, «Новые Известия»

ТАЙНЫЕ МЫСЛИ КАФКИ

Издатель и автор комментариев полного собрания сочинений Кафки Клод Давид напечатал его полную творческую биографию

Без Кафки цивилизованный человек XX века был бы другим. Труднообъяснимый запрет на Кафку в СССР говорит о тонком политическом чутье кремлевских диктаторов. Нигде человек так не обременен собой, своим телесным и духовным «Я», как в прозе Кафки. Кафка – по-чешски значит «ворон». В своем дневнике Кафка пишет, что небо несовместимо с вороном. Он утверждает, что само его существование противоречит любым законам бытия. В отличие от Гамлета Кафка сразу выбрал «не быть». «Быть» для него совершенно неприемлемо. Он чувствует себя осужденным высшим небесным фибуналом и приговоренным к смерти. «Я каменный, я свой собственный могильный камень», – пишет он в своем дневнике.

Отсюда вовсе не следует, что Кафка не любил жизнь. Он посещал бассейн и спортзалы, любил гульбу с друзьями в кафешантане, путешествовал по Италии, устраивал пикники, дружил, как Гамлет, с актерами, очень неплохо разбирался в финансах, будучи доктором права, и был постоянно томим отнюдь не безответной любовью к красивым еврейским девушкам. Правда, в конечном итоге большинство его любовных историй заканчивались гамлетовским восклицанием: «Иди в монастырь». «Сизиф был холостяком», – сказано в его притче, и сам Кафка только в последние годы обрел некое подобие семейной жизни. Имена его офелий весьма экзотичны для русского слуха: Фелица, Грета, Юлия, Милена, Дора. И тем не менее он признается самому себе в дневнике: «Я не могу выносить никакую женщину, которую любил бы».

Врач сказал бы, что все эго объясняется ранним туберкулезом легких, который и свел Кафку в могилу 3 июня 1924 года. Возможно, что Кафка сам способствовал прогрессу своей болезни тем, что, обладая ростом 1 метр 82 см и страдая туберкулезом, посадил себя на вегетарианскую диету.

Кафке приходилось много работать в конторе. Его материальное положение было всегда на грани разорения и нищеты. Возможно, что мир никогда бы не узнал имя великого жителя Праги, если бы ему не повезло с другом.

С Максом Бродом Кафка сдружился в юности. Брод знал, что его друг гений, хотя еще не было написано ни одной талантливой строчки. Он понуждал Кафку к совместному литературному творчеству, писал с ним вместе роман. При этом Кафка был искренне восхищен совершенством прозы Макса Брода и был подавлен своим ничтожеством. Усилия Макса не пропали даром. Постепенно, с большим трудом Кафка обрел свой стиль. Возможно, на него оказали большое влияние притчи из книги Талмуда «Агада». Философский интерес к иудаизму позволил Кафке найти свое место в литературе. Он как бы продолжает Ветхий завет, давая свою интерпретацию каждому библейскому сюжету. Набожный иудаист обязан много размышлять о Боге и о тайном смысле божественного закона. Эта древняя кабалистическая традиция как нельзя лучше гармонировала с духовными потребностями Кафки. «Познай самого себя не означает наблюдай себя. Наблюдай себя – слова змея. Отрекайся от себя, разрушай себя». В этом высказывании – Кафка во всей его полноте. Он разрушал себя и отрекался от себя ради чего-то самого главного. Этим главным было творчество, которое удивляло Кафку своей непохожестью на всё, что он знал. В притче о трех псах по имени Хватай, Кусай и Никогдай он отождествлял себя, конечно же, с Никогдаем. «Хватай и Кусай – обычные маленькие крысоловы, и никто не заметил бы их, если бы они были одни. Но есть еще Никогдай. Это дог нечистой породы, и, когда его видят, говорят, это столетия скрещиваний никогда не смогли бы привести к подобному результату. Никогдай – бродяга. Никогдай считает, что это не может дальше так продолжаться и что нужно найти какой-нибудь выход. В глубине души я думаю так же, как он».

Единственное, что ясно открывается взору человека в этом мире, считал Кафка, это Зло с большой буквы. Тот, кто хочет противостоять Злу, попадает в еще большую зависимость от него. «Это как борьба с женщинами, которая заканчивается в постели».

Кафка никогда не рассматривал зло, как внешнее проявление политики, экономики, психики, природы или физиологии. Он считал, что изгнание из рая и пребывание в раю происходят всегда, везде и одновременно. Однако тщетно искать присутствие рая в «Процессе» или в «Замке». Все знают, что рай есть, все ищут его, но это и есть главное заблуждение человека. «Кто ищет, не находит, кто не ищет, найдет». Это очень отличается от весьма популярной советской песни: «Кто весел, тот смеется. Кто хочет, тот добьется. Кто ищет, тот всегда найдет». Сползавшая к фашизму Германия и коммунистическая Россия жили верой в светлое будущее, уверенностью в бесконечных возможностях человека; а в сердце Европы жил и творил скромный конторский служащий, который даже не замечал существования этих лучезарно-пионерских идеологий. Он не принимал их в расчет, как взрослые не придают никакого значения детскому лепету. Но и Кафка не знал, что «Процесс» и «Замок» окажутся правдивыми описаниями жизни в тоталитарных государствах, которые образуются лишь после его смерти. Кафку интересовали совсем другие проблемы. Он был типичный богоискатель.

Воспитанный в традициях иудаизма, Кафка считал, что христиане впали в антропоморфизм, придавая Богу человеческие черты. «Меня не вела по жизни, по правде говоря, уже трясущаяся рука христианства, как Кьеркегора, и я не смог ухватиться за кончик ускользающего еврейского плаща, как это сделали сионисты. Я конец или начало».

Тем не менее Кафка, страдающий все время от холода, мечтал об эмиграции в теплую Палестину. Влюблялся в девушек, приехавших из Земли обетованной.

Никто, кроме ближайших друзей, не ценил его как писателя. Только однажды Макс Брод добился для Кафки литературной премии в 700 марок.

Умирая, Кафка написал две записки своему другу, чтобы тот сжег все его ненапечатанные творения. Но Макс Брод единственный раз в жизни осмелился не исполнить волю гения. Благодаря этому человеку мир знает великого Кафку, одного из самых глубоких мудрецов XX века.

Единственным откликом на смерть писателя был некролог его возлюбленной Милены в пражской газете «Народни листы».

«Немногие знали его здесь, поскольку он шел сам своей дорогой, исполненный правды, испуганный миром.

Его болезнь придала ему почти невероятную хрупкость и бескомпромиссную, почти устрашающую интеллектуальную изысканность. Он был застенчив, нежен и добр, но написанные им книги жестоки и болезненны.

Его книги наполнены жестокой иронией и чутким восприятием человека, видевшего мир столь ясно, что он не мог выносить, и он должен был умереть».

Нетрудно представить, какое будущее ждало бы Кафку, не уйди он из жизни рано. Это мог быть Освенцим. Или эмиграция в США, если повезет.

Его последняя спутница жизни, Дора, эмифировала в СССР и с трудом вырвалась отсюда в Англию где-то перед самой войной. «Что общего у меня с евреями? У меня даже с самим собой мало общего», – написал Кафка. Этот мир был явно не для него. Может быть, поэтому ему удалось так много рассказать нам о тайнах другого мира.