Елена Кацюба. Верблюд в астрале
Новые известия. – 1998. – 8 сентября (№ 168). – с. 5.
У телеэкрана с Еленой Кацюбой
ВЕРБЛЮД В АСТРАЛЕ
Иногда кажется, что в телевизоре обитает астральное тело телезрителя. Еще его называют тонким. Земное, плотное, сидит себе в кресле, а астральное резвится вовсю. И чай пьет, и зубы чистит, и жвачку жует. А потом вы и сами понять не можете, вы выбираете чай «Липтон» или он вас. Мы включили программу «Мы» или она включила нас в круг своих участников. Поймала на кодовые слова. Сегодня это вклады, валюта, банки. И не хочешь, а присоединишься к хору астральных голосов с вечным вопросом: что делать? Хотя все уже давно все сделали. Кто успел, конечно. Зачем вообще на телевидении задаются вопросы? Чтобы услышать то, что и так известно. Приятный момент узнавания – «вот и я так думаю». И не дай Бог ответить что-нибудь неожиданное, непривычное. Сразу шквал возмущения, негодующие звонки: что это, почему это, да как вы могли! От Селезнева ждут селезневое, от Маши Распутиной – распутное, от Задорнова (и политика, и сатирика) – задорное, от Ясина – ясное. И Ясин не подвел. Дал практический совет и к гражданскому чувству воззвал. Забирайте вклады, меняйте рубли на доллары, но – не все, а то государство пострадает. Каков астральный вопрос, таков астральный ответ.
Первое, что я вижу утром, – это телевизор. Последнее, на что я смотрю, засыпая, – это телевизор. Он просто машина, вроде холодильника. В нем тоже что-то хранится, но совсем не то, что я бы в него положила. Ему на меня наплевать. Он разговаривает вовсе не со мной. Поэтому иногда я не понимаю, о чем в нем говорят. Он мне нужен, просто чтобы смотреть. В голове возникает приятная пустота. Приятно думать, что столько людей стараются, работают, хотят, чтобы их видели, чтобы их любили. Вот какие-то новости сообщили. Кто-то эти новости добывал, полз на брюхе, мерз на дорогах, портил себе желудок мерзкой казенной пищей. И что? Переключаю канал и смотрю что-нибудь такое дурацкое. «Сколько можно испытывать терпение общества? У него что, снова раздвоение личности или он просто идиот?» Пусть они там, в телевизоре, трудятся, а любимое занятие телезрителя – «проводить время праздно». Это из сочинения одной гимназистки, одноклассницы моей бабушки, на тему «Мое любимое занятие». Купеческая дочка Нюра свободное время проводила, сидя у окошка и глядя на улицу. Проходящие мимо гимназистки ехидно смеялись: «Вон Нюрка за своим любимым занятием». Все мы часто чувствуем себя такой Нюркой. В то время не было телевизора, потому сидели у окон. А что такое телевизор, как не окно? Если не в мир, то хотя бы на улицу. Вот собака пробежала, вон мужик прошел. Кто-то прилетел, кто-то улетел, кому-то что-то вручили. У других несчастья, не приведи господи, – взорвались, утонули, сгорели, а мы смотрим как бы со стороны. В прямом смысле из потустороннего мира.
Услышав, что Кириенко находится сейчас в астрале, я в первый момент нисколько не удивилась. Потом оказалось, что в Австралии. Даже жалко стало. Телевизор мы прежде всего смотрим, а уж потом слушаем. То, что недослышали, дополняем воображением. Банки «ушли на каникулы». Сразу представилось, как солидные новорусские здания, подмигивая зеркальными окнами и размахивая портфелями, мчатся в туристические агентства за путевками на Канары. А на улицах только осиротелые фундаменты, вывороченные деревья да ворота Центробанка: скри-и-ип, скри-и-ип.
Недаром говорил Христос: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное». Но и не очень богатые, сгорбившиеся у обменных пунктов клиенты напоминали стадо доверчивых верблюдов, пытавшихся просунуть голову в узкое окошечко кассы с надписью «Валюты нет».
А все-таки может ли верблюд пролезть сквозь игольное ушко? Современный сибирский Левша разместил в игольном ушке целых 12 малюсеньких верблюдиков. И шествуют они друг за другом неведомо куда. Может, это и есть тот самый, особый, российский путь? Пока в телевизоре Юрий Лужков согревал москвичей астральной надеждой – продуктов, мол, на три года запасено, – граждане с удовольствием слушали астрального друга. А их земные тела, нагруженные, как верблюды, привычно несли в закрома крупу и сахар, ностальгически прижимая к груди бутылки с подсолнечным маслом. «Это должно было случиться. Слишком уж было хорошо, слишком всего много», – сказала молодая, цветущая женщина и улыбнулась. Естественная человеческая улыбка – большая редкость в нашей стране. Смех у нас какой-то дурной, фоменковский. Или ретровый – в «Смехопанораме». Там смеются над тем, над чем сегодня многие плачут. Вспоминали, вспоминали советское время и накликали. Вот вам, граждане, пустые полки, вот вам очереди, вот вам дефицит.
На фоне этих земных забот явление президента звездно-полосатой страны выглядело действительно, как весть из другого, астрального мира: «Далеко, далеко за морем стоит золотая стена, в стене той заветная дверца, за дверцей – большая страна». Затравленный заокеанскими Мальвинами, Клинтон и в самом деле смахивал на Буратино. От него остался один нос и слегка заплаканные глаза. А хамоватая американская журналистка, задающая президенту сальные вопросы, так была похожа на нашу партийную активистку. Совсем как в знакомой песне: «А из зала мне кричат – давай подробности». А вот Бориса Николаевича про личную жизнь не спрашивали и все пытали насчет парламента. И Борис Николаевич отвечал, как истинный астролог, величественно, туманно – мол, многое должно случиться и многое произойдет, прежде чем такое случится. На этом пресс-конференция и закончилась. Президенты разъехались по своим барвихам-америкам, а нам с Виктором Степановичем свою земную кашу расхлебывать.
Виктор Степанович к концу недели был явно в ударе. На Совете Федерации выяснилось, что залысины ему «вылизывал» не какой-нибудь парижский куафер, а наш самарский губернатор. Хотя костюмчик на экс-будущем премьере явно не от Титова. Всегда казалось, что Виктор Степанович такой земной, такой наш – «хотели, как лучше, а получилось, как всегда». А тут вдруг выяснилось, что он слегка аргентинец. В той далекой, астральной стране Аргентине, говорят, тоже сплошные кризисы были, и песо падало, и доллар поднимался. Как вдруг нашелся волшебник, который и деньги печатал, не отходя от станка, как наш Федоров (не министр, а первопечатник), и инфляцию каким-то чудом стреножил. Говорят, что теперь и у нас будет такое же аргентинское родео. А уж потом, когда доллар закрепится, начнется аргентинское танго, и заживем мы счастливо, как до первого сентября. А вообще-то прав Михаил Жванецкий: кризисами нас уже не запугаешь, мы и не такое видали. Поэтому в субботу и воскресенье народ гулял и веселился вовсю. А по улицам ВВЦ, бывшего ВДНХ, слона водили, как видно, напоказ. А за слоном наши отечественные производители везли в ручных тележках японские телевизоры, немецкие стиральные машины и другие непатриотические, очень дорогие, но очень полезные в хозяйстве приборы. У кого не было денег на импортную аппаратуру, те обзавелись на эти дни привычными рюкзачными горбами. Вся страна стала похожа на караван верблюдов, идущий сквозь привычное игольное ушко. И вот что самое удивительное – проходим. Пройдем и на этот раз.
Всю неделю мне мешали смотреть телевизор. То и дело раздавались звонки: а сахар исчезнет? а сколько все это еще продлится? а Черномырдина выберут? а вклады вернут? И самый трогательный вопрос от подруги из Подмосковья, которой выдали зарплату за шесть месяцев: поменять все на доллары и голодать или чего-нибудь закупить, если что-то осталось? В поисках ответа на эти извечные проклятые русские вопросы слушала я поочередно то Дубинина, то Жванецкого. А потом все смешалось: и юморист Дубинин, и финансист Жванецкий. Но тут вдруг два слова вызвали новый шквал звонков: что такое «экономическая диктатура»? Некоторые в испуге подумали, что это диктатура пролетариата, которая вот-вот вернется. Другие утешали: да нет, это всего лишь навсего Пиночет. Спорили в телевизоре, спорили в телефоне, и постепенно как-то стерлась граница между тем, что происходит в телевизоре, и тем, что происходит у нас… Хотела сказать, в реальной жизни, а потом подумала: чего же тут реального – сплошной астрал.