Елена Кацюба. Свободу сыру!

Новые известия. – 1998. – 20 октября (№ 198). – с. 5.

У телеэкрана с Еленой Кацюбой

СВОБОДУ СЫРУ!

Материализация гомункулуса Брежнева – весьма символическое событие. Вместо алхимической колбы телевизор. Несколько магических пасов, и перед нами уменьшенная копия омоложенного генсека. Если бы не внезапная радостная весть об аресте Пиночета, можно было бы поверить, что прошлое действительно возвращается и ни одно историческое злодейство не остается безнаказанным. Ведь еще неделю назад кровавого диктатора славили на ТВ-Центре как национального героя. Этакий милый дедушка в пиджаке. Сидя в прямом смысле у ног виновника гибели тридцати тысяч чилийских граждан, Михаил Леонтьев восторженно смотрел в генеральский рот, следя за каждым движением «хозяина». Куда девался привычный высокомерноснисходительный тон передачи «На самом деле», где и мысли не допускается о возможности другого мнения. Зато в субботу Леонтьев в полной мере отыгрался на Павле Гусеве. Ярость, которая была бы так уместна при разговоре с Пиночетом, на сей раз вырвалась на свободу. Ведущий клеймил «МК» и следователей по делу Холодова. Захлебываясь от гнева, он договорился до высказывания, что гибель Холодова была «выгодна» газете и, стало быть, вполне логично подозревать Гусева. Иронически-сослагательный тон этой тирады вовсе не смягчает чудовищную бестактность такого наката.

Самые рискованные и парадоксальные эскапады Доренко выглядят невинной детской шалостью по сравнению с тем, что позволяет себе Леонтьев. И напрасно. Смердяковская вседозволенность никому сегодня рейтинга не прибавит. Телезрители устали от хамства и аморализма.

Как часто бывает в периоды потрясений, люди инстинктивно потянулись к цивилизации и культуре. Это элементарное чувство самосохранения. Все неправильно цитируют Достоевского. Не«красота спасет мир», а «красотой мир спасется». Малюсенький такой оттеночек, но очень важный. Красота собора Василия Блаженного не спасла Ивана Грозного от скотства. Но если, несмотря на все зверства опричнины, страна выжила и не превратилась в половецкое становище, то только благодаря тем, кто строил такие соборы среди всеобщего разрушения. Что останется зримого от нашей эпохи? Во всяком случае не ремейк храма Христа Спасителя. Он все равно принадлежит другой эпохе. И не Калининский проспект бетонных муравейников. Скорее всего, это будет возникшее во второй половине XX века телевидение, которое мы вполне резонно ежедневно ругаем и критикуем, но обойтись без него не можем. Оно заменило современному человеку и театр, и кино, и храм, потому что демократично – доступно в любое время, присутствует почти в каждом доме. Если в этом современном театре и храме пресмыкаются перед Пиночетом или глава правительства свистит в два пальца на международном футбольном матче, значит, таковы мы на сегодняшний день. Такой «красотой» мы, конечно, не спасемся, а скорее погибнем.

Эмблемой прошедшего месяца остается, увы, Макашов, извергающий антисемитские ругательства, и Леонтьев, сидящий у ног Пиночета. Таковы иконы нового времени. Чувствуя, что дело неладно, журналисты «Пресс-клуба» вот уже третий раз сгрудились стайкой в эфире на месте или вместо «Времечка». На сей раз в поисках национальной идеи. Абсурдность этого словосочетания очевидна любому человеку со среднефилософским образованием. Но журналисты не философы. Они и не обязаны знать, что идея не имеет национальности, так же как не имеет ее наука. «Национальная идея» звучит так же абсурдно, как национальная галактика или национальный закон всемирного тяготения. Идея – категория общечеловеческая. Так что не смешите, господа, Платона и Гегеля. Любимый термин Бердяева «духовность» заменил в сегодняшних речах на ТВ былую партийность и народность. Только Лимонов был в «Пресс-клубе» достаточно откровенен: «Идеи не принимаются, а насаждаются насильно, и вы будете жить в моем государстве с моими идеями. И вообще, весь ваш гнилой либерализм мне противен. Мне тошно с вами сидеть». С такими словами лидер национал-большевиков демонстративно покинул высокое собрание, которое своей высокопарной и прекраснодушной болтовней утомило к полуночи четверть страны, еще не отошедшей ко сну. Чего стоит предложение литератора Латынина считать национальной идеей такое высказывание: «Россия – духовная столица мира». Куда привычнее «Россия – родина слонов». Лимонов в роли матроса Железняка был убедительнее. Если бы эта роль не была так заезженна и отыгранна, он тоже мог бы стать эмблемой грядущего хама. Но это, пожалуй, хам, грядущий из прошлого в прошлое.

Гордость вообще-то не христианское чувство, и все же на исходе века нам есть чем гордиться. Мы избавились от самой страшной, самой беспощадной и самой продолжительной диктатуры. Нельзя согласиться со странным утверждением, что свобода-де осталась невостребованной. Ее пытаются отнять у нас ежедневно и каждый раз остаются ни с чем. Кто только не претендовал на лавры русского Пиночета за последние восемь лет. И что же? Страна, порой еще мечтающая о сильной руке, каждый раз инстинктивно отторгает всякую диктатуру. Нельзя сказать, что у нас каждый человек созрел для свободы. Однако маргиналы типа Лимонова, открыто предлагающие себя в диктаторы, не набирают и одного процента ни на каких выборах, и это говорит о многом. Странно, что телевидение, сделавшее так много для свободы с 86-го по 91-й, за восемь лет отвоеванной свободы так и не смогло подняться с колен. Слово «свобода» ни разу не прозвучало в «Пресс-клубе», где жарили очередную национальную индейку. О политических речах и говорить нечего. Чего там только нет: защита отечественного производителя, духовность, подготовка к зиме, дорога к храму, заготовка продовольствия, «покрывающая треть страны»… Помню, продовольственной программой нас уже «покрывали». Творцы этой программы и родители агропрома будут учить нас духовности. Не надо нас «покрывать». Мы сами все заготовим и купим, только снимите пошлины на таможне с иностранных продуктов. К сожалению, мы и правительство существуем по-прежнему в разных государствах. Если бы, скажем, супруга премьера, зайдя в ближайший магазин, не обнаружила там швейцарского сыра, она бы закатила мужу скандал, и пошлины отменили бы сегодня, а не в светлом будущем, которое обещают и обещают.

Когда-то де Голль пожаловался: «Трудно управлять страной, где триста сортов сыра». Нашим легче. Здесь только «Российский», «Пошехонский» и «Костромской», которые порой на вкус не очень-то различимы, да и те не всегда есть. Так легче управлять. Сыр только для ветеранов, не больше ста граммов в одни руки, цена не выше и не ниже такой-то. И правительство всегда при деле, и население не мечется по разным магазинам и оптовым рынкам, а послушно стоит в очереди за тем, что в наличии. И тем не менее пусть не 300, а 30 сортов сыра у нас недавно было. И заменить их на «социально справедливый» красный паек вряд ли уже удастся. И не в сыре здесь дело, хотя, конечно, и в сыре, а в свободе выбора этого самого сыра не из одного, не из трех, а хотя бы из тридцати сортов. Политический спектакль на ТВ в последнюю неделю сводился к попыткам заменить свободу выбора каким-то загадочным левоцентристским пайком. Как всегда, мы удивили весь мир открытием. Оказывается, центр может быть левым. Все равны, но некоторые равнее, как у Оруэлла. Лужков в роли центрального нападающего на футбольном поле куда убедительнее. К тому же слева тоже оказалось два сорта залежалого сыра. В роли «Советского» – Зюганов, в роли «Российского» – Селезнев. А вот Петр I всем сырам предпочитал голландский. И правильно. Маленькая Голландия кормит своими продуктами Африку и Европу да еще и платит своему отечественному производителю, чтобы не очень много производил. А голландский философ Спиноза сказал однажды, что Бог есть свобода, а свобода есть Бог. По-моему, вполне русская и вполне национальная идея. И уж если заниматься реанимацией и материализацией, то давайте начнем не с заплесневелых сыров – диктаторов с национальными идеями, а материализуем для начала пусть не 300, а 30 сортов сыра.