Геннадий Минаев. На безлюдье печальной души
Новая Тамбовщина. — 2002. — 28 июня (№ 24).
НА БЕЗЛЮДЬЕ ПЕЧАЛЬНОЙ ДУШИ
Игорь Лавленцев. Смиренная декада. Стихотворения. Венок сонетов. Тамбов, 2002.
Книгу стихов Игоря Лавленцева «Смиренная декада» вполне можно назвать итоговой: в ней поэт собрал лучшее из написанного им за последние 20 лет. Книга делится на три части – «Бессонница», «Путь» и собственно «Смиренная декада».
Центральное произведение первой части – одноименный с нею венок сонетов. Это чрезвычайно сложная и трудоемкая форма, балансирующая на грани мастерства и чудачества. Ее лучшие образцы дал в свое время Максимиллиан Волошин. Современная поэзия тоже, как ни странно, активно обращается к этой форме, правда, не всегда успешно. О «Бессоннице» Игоря Лавленцева этого не скажешь. Изумительно слияние сложной двоящейся формы и не менее сложного, ускользающего от поверхностного взгляда, содержания. Отдельные строчки несут «фирменную лавленцевскую окраску: «Мерцает звездная зевота», заставляя удивиться алогичной точности найденного образа.
Вообще на особенностях художественного стиля Игоря Лавленцева стоит остановиться подробнее. Поэт строго придерживается традиционной формы русского стихосложения. Даже неточную рифмовку встретишь у него не часто («А рифма русскому стыду необходима как мозоль»). Тем не менее, язык не повернется назвать творчество поэта несовременным. Его стихи — это гармоничное слияние лучших традиций русской поэзии, иногда уходящих корнями в век 18 и раньше, со сложным миросозерцанием нашей эпохи, окрашенным едва уловимой горечью иронии. Среди характерных черт стиля поэта едва ли не самая важная – философская насыщенность текста. Явления природы, времена года, птицы и насекомые, деревья и люди живут в его стихах по законам элегического размышления, участвуют в действе напряженною познания самых основ бытия. Но размышление и познание никогда не приводят поэта к однозначному ответу.
Стиль Лавленцева нельзя назвать простым, но и нарочитой усложненности в нем тоже пег. Его стихи требуют не расшифровки, но пристального, многократного прочтения. Искателям легкой поэзии со «Смиренной декадой» придется туго. В то же время стиху Игоря Лавленцева нельзя отказать в музыкальности: неспроста ведь на многие его тексты написаны песни. Несмотря на всю смысловую концентрированность стихов Лавленцева, музыкальное начало у него выражено в мягкой пластичности, зрительно напоминающей густую золотистую струю меда. Можно найти у него и романсовые, и шансонные интонации («Ах, мадам, как нелепо число тридцать пять») и даже рокенролльно-постмодернистские в стиле Гребенщикова:
В небе Тушина порхает
Вертолетчица Марина.
Лже-Димитрий смотрит мимо
Вертолета и небес.
Стих Лавленцева тяготеет к афористичности, особенно в концовках, иногда неожиданных, иногда открытых:
«А ты и не знала, что лучших поэтов
Господь забирает к себе в трубадуры»
В одном из своих ранних стихотворений поэт размышляет о простоте тем (любовь и Родина) Есенина и Рубцова, как о потерянном рае:
«Тягостно петь было вслед за Есениным,
Незачем вовсе вослед за Рубцовым».
И тем не менее:
«Но, что сказал я темно или зримо,
Как мне отпущено, но неделимо
Все о любви и о Родине сказано».
Это темы, над которыми время не властно, и для которых настоящий поэт всегда найдет нужные слова. И все же удивительно читать талантливые стихи о Родине и о любви в целом море графомании на те же темы. Это удивляет, пожалуй, даже больше любой «горячей», еще не «воспетой» темы. Читая стихи Лавленцева, вдруг ловишь себя на том, что и любовь-то в них не так проста, как кажется, что это не только и не столько чувство, возникающее между мужчиной и женщиной, но и невидимая, и от этого еще более сильная, связь души с Богом, а Родина – это не только земля, на которой родился, но и та «обманувшая отчизна», по которой душа никогда не устанет тосковать после всех скитаний.
Геннадий Минаев