Антон Веселовский. «Великий, могучий». Надо ли его защищать?

Наедине. – 2007. – 6 июня.

«ВЕЛИКИЙ, МОГУЧИЙ». НАДО ЛИ ЕГО ЗАЩИЩАТЬ?

По решению президента Владимира Путина 2007 год объявлен годом русского языка. Темы сохранения нашего «великого и могучего», очистки его от иностранных слов, сленгов, нецензурщины поднимаются сейчас на страницах многих газет. В первую очередь слово предоставляется тем, кто создает образцы современного литературного языка – поэтам, прозаикам, критикам. Многие тамбовские члены Союза писателей России уже выступали в печати. По закону справедливости теперь следует услышать голос их коллег, представителей альтернативной демократической литературной организации. Сегодня своими мнениями делятся члены Союза российских писателей Владимир Руделёв, Галина Веселовская и Нина Измайлова. Всем им был задан один и тот же вопрос: стоит ли защищать русский язык и от чего?

Владимир Руделёв. доктор Филологических наук, профессор кафедры русского языка ТГУ имени Г.Р. Державина, поэт:

– Защищать и спасать – вещи разные. Защищать язык приходится, когда его одолевает другой язык. Сейчас говорят о засилии всего англоязычного. Но в русской культуре всегда были чужие языки, и наши люди спокойно на них говорили – и древних, и современных. Таким, кроме русского, был прежде всего французский, наблюдалось увлечение немецким языком, английским и даже итальянским.

Я давно начал говорить о спасении русского языка – в те годы это многих удивляло. Считаю, что Институт русского языка абсолютно не справляется со своими задачами. Например, долгое время уничтожались диалектизмы, в результате мы дожили до того, что литературный язык превратился в штампованный и стандартный.

Первой болезнью современного языка я считаю междометизацию – то есть люди не творят тексты, а воссоздают уже готовые. Я люблю цитировать передовые статьи: «В области принятия решений по поводу постановлений относительно увеличения производительности труда нами делаются решительные шаги». О чем здесь речь? Хочу перевести на нормальный язык – получается ноль. Бывает, когда человеку нечего сказать, он занимает языковое пространство, используя междометия или просто тянет какой-нибудь звук. Еще один вариант этого явления – наполнение речи пустыми междометными микротекстами: «как бы», «типа», «в натуре».

Второе заболевание – эсперантизация, то есть когда русский язык употребляется как эсперанто. Остаются только русские морфемы, а фразы, грамматика – все эсперантическое. Междометизация и эсперантизация – близкие явления, но второе даже хуже.
И наконец, депоэтизация. К самым ценным качествам речи я отношу тропику. Когда я собирал материал для своей диссертации по диалектологии, у меня были великолепные информаторы. Обычные мужики. Они сидели и рассказывали, как надо крыть крышу соломой. Один из них говорит: «А потом мы ее подстригаем, как волосы, под кружок». Вот она, народная тропика. И именно ее мы теряем.

Американский ученый Наум Холмский сказал о мировом языке, что сейчас люди должны говорить совершенно иначе, чем раньше, то есть говорить творчески. Но тут же добавил, что сейчас они, как никогда далеки от этой цели. То есть речь стала примитивной. И этот процесс идет во всех странах.

Галина Веселовская, поэт:

– Язык народа – живой организм. И, как всякое живое, он не терпит насилия. Поэтому любое давление сверху – будь то целенаправленное онемечивание нашей речи, офранцуживание, упрощение ее или засорение аббревиатурами 20-х годов – переносилось болезненно. Но потом наступало выздоровление: инородные тела отторгались, другие же перерабатывались и становились частью речевого организма. Кто сейчас помнит, что такое «партикул»? А слово «гедюп» прижилось даже в двух транскрипциях «район» и «регион».

То же самое происходит с жаргонизмами, неологизмами и прочими экспериментальными конструкциями. Сколько всего нового напридумывал Маяковский, но, кроме «прозаседавшихся», ничего не вошло в обиход. Язык сам отбирает, что ему нужно.

И все же сейчас у него вырос сильный враг – это средства массовой информации. Когда специально, когда бездумно они вбивают в наше сознание и нашу речь нечто чуждое. А дальше происходит, как в той свободной деревне, где мужики не хотели называться словом «холоп», а их дети спокойно стали на него откликаться. Так и в нашем городе насильственно спущенное столичными идеологами инородно-корявое слово «тамбовчане» в 50-х -начале 60-х вызывало у всех бурю протеста. Но газеты упорно вбивали и продолжают его вбивать до сих пор, не позволяя литературным и генетически родным для нас «там-бовцам» появляться на своих страницах.

Приучают нас СМИ и к явным ошибкам – я помню, как многие местные чиновники вслед за Хрущевым стали произносить «мОлодежь». Но повторять неграмотное ударение за генсеком – еще полбеды. Недавно телеведущая спросила акушерку, как правильно говорить «роженица», и та уверенно произнесла его с ударением на первом слоге. Нет такого слова, это жаргонное профессиональное искажение, вроде «дОбычи» у шахтеров, во всех словарях только «роженИца». Но ведущая не поправила собеседницу, и миллионам россиян запомнилось неправильное произношение.

Еще забавнее был в этом году эпизод на передаче второго канала. Речь шла об очистке русского языка от матерщины. На экране руководитель одного из рассказовских предприятий делился своим воспитательным изобретением: «Я баночку поставил, вот, говорю, кто матом скажет, ложите сюда пять рублей». И никто не напомнил ни ему, ни зрителям, что «пожить» является в нашей речи своеобразным эталоном неграмотности, людей, произносящих это слово, на многие работы не берут. А стоило посоветовать директору расширить эксперимент: за мат кладите пять рублей, а за «ло-жить» – десять. Может, и сам бы научился, и работников своих сделал более грамотными.

Так что защищать русскую речь надо в первую очередь от СМИ и другого насилия «сверху». А все остальное самоочистится и отфильтруется. Что же касается матерщины, раз она осталась в нашем языке, значит, ему это нужно Есть места и производства, где без этих крайне экспрессивных слов пока не обойтись. А употреблять ли их остальным – пусть каждый решает для себя.

Нина Измайлова, поэт:

– Считаю, что с русским языком не может произойти никакого несчастья. Об этом говорит его многовековая история. Сколько иностранных слов безнадежно обрусели за века существования нашего могучего, точного, ироничного. Можно было бы привести массу примеров из прошлого, но давайте о сегодняшнем. Мы, русские, например, быстро поставили на место слово «пиар», образовав «пропиарить», «отпиарить», «пиарщик». «Э-мейл» превратили в «мыло», а сотовый телефон назвали мобилой.

Что касается жаргонизмов, то они меняются каждое десятилетие и не представляют собой никакой опасности для культуры. Наш мощный язык, как живая вода, пробьется сквозь любые завалы, самоочистится и воссияет. А конкретные носители языка… Это личный выбор каждого: наслаждаться погружением в его необъятную глубину или ограничиваться словарным запасом небезызвестной Эллочки. Другое дело – язык казенный. Ведь он всегда был призван не выразить мысль, а зарыть ее в надоедливые кружева штампов.

Записал
Антон ВЕСЕЛОВСКИЙ,
студент факультета
журналистики
ТГУ имени Г.Р. Державина