В. Попов. И если хочешь, вспомни обо мне…

Новости. – 2005. – 22 июня. – с. 13.

И ЕСЛИ ХОЧЕШЬ, ВСПОМНИ ОБО МНЕ…

На днях и Иоанно-Предтеченском храме Тамбова прошла панихида по недавно почившем иноке Амвросие. С уходом этого человека одним праведником на земле тамбовской стало меньше.

Две жизненные стези образовали судьбу инока Амвросия, а в миру Бориса Тимофеевича Корнаухова – дорога в библиотеку и дорога в Храм Божий.

Делу библиотечно-просветительскому Борис Тимофеевич отдал сорок лет жизни. На его старательном попечении долгие годы находился отдел иностранной литературы областной библиотеки имени А.С. Пушкина. Среди иноязычных книг Борис Тимофеевич чувствовал себя как в сообществе близких друзей. Ведь он с детства бредил иностранными языками. На заре юности, оказавшись в стенах ФЗУ за слесарным верстаком, понял сразу, что техника для него – вещь недосягаемая. Вот языки – другое дело. Они давались легко, влекли его все больше и больше и стали увлечением пожизненным. Английский и немецкий Борис Тимофеевич изучил в тамбовском пединституте, остальными овладевал самостоятельно. Диапазон языкознания вобрал в себя не только языки европейские, но и все скандинавские, языки бывших соцстран. И даже латынь и древнегреческий, не говоря уж о старославянском. Таким образом, в арсенале полиглота их оказалось не менее десятка. Столь богатый запас не я лежал мертвым грузом, такая необычная всеядность не оставалась в рамках чисто спортивного интереса. Борис Тимофеевич закончил второй вуз – ленинградский библиотечный и сразу накрепко связал себя с отделом иностранной литературы Пушкинской библиотеки в Тамбове. Его общение с читателями не ограничивалось выдачей и приемом затребованных книг. Встречи эти обычно превращались в языковые и культурологические студии. К разговорам прислушивались не только посетители отдела, но и совсем не причастные к языкам захаживали в небольшой читальный зал. Только ради того, чтобы пообщаться с обаятельным библиотекарем и почерпнуть что-то от живого кладезя знаний.

«Язык – это душа народа, – любил напоминать Борис Тимофеевич. – Изучая языки, вы существенно расширяете культурные горизонты». Страстному полиглоту побывать в других странах не пришлось. Через глухой железный занавес пропускали тогда только избранных. Да и о каких зарубежных поездках можно было мечтать с нищенской зарплатой, библиотекаря? Правда, в наш славный град Тамбов иногда попадали гости из стран соцсодружества. И тут работники государственных и культурных органов вспоминали о библиотекаре Корнаухове. Просьб было много. И Борис Тимофеевич безропотно корпел над переводами всяческих писем, статей, встречал иностранные делегации в залах библиотеки. Ну а невозможность самолично ступить ногой, на чужестранную землю частично восполняли книжные атласы мира. С ними Борис Тимофеевич редко расставался. Даже во время еды он раскладывал атлас на тесном кухонном столике и не отрывал глаз от параллелей и меридианов.

От многочисленных друзей и знакомых не было отбоя. Они раздирали Бориса Тимофеевича просьбами позаниматься тем или иным зыком с их чадами. Процесс репетиторства шел, как правило, на общественных началах, без всякого вознаграждения. Да и в самой библиотеке не раз открывались бесплатные кружки английского не без его содействия.
***
Что касается христианских истин, то Борис Тимофеевич познакомился с ними в детстве. Духовную атмосферу в создавала мать, Анна Андреевна. Мальчик заслушивался рассказами о монастырской жизни, о подвигах святых угодников. Отец, Тимофей Афанасьевич, дворянский отпрыск, бывший царский офицер о предметах сугубо божественных помалкивал, а методично прививал сыну интерес к научным знаниям и общей культуре. Вера в Бога, любовь к Храму росли у Бориса Тимофеевича в основном под сильным влиянием матери. Уже в зрелые годы он непосредственно приобщился к Церкви. И не просто начал посещать храмовые Богослужения по великим праздникам, но стал активной частью церковной общины. Он старался не пропускать даже будничные службы. А если у кого-то из прихожан случалось горе, смерть близких, Борис Тимофеевич отправлялся к ним домой и всю ночь читал Псалтырь по усопшему. Когда началось восстановление всего комплекса Скорбященского храма в Тамбове, Борис Тимофеевич помогал собирать фонды большой церковной библиотеки. Тут опять пригодилось его знание языков. А намного раньше архиепископ Михаил Чуб, известный историк и богослов, приглашал Бориса Тимофеевича в свою домашнюю многотомную и разноязычную библиотеку. Два полиглота плодотворно сотрудничали при подготовке трудов на церковно-исторические темы. Практические уроки древнегреческого Корнаухов давал молодым священникам. Щедрым услугами полиглота пользовалось немало пасторов и проповедников других христианских конфессий. Широкая европейская культура, врожденное благородство и христианское смирение не позволяли Борису Тимофеевичу смотреть свысока на инославных. Он был открыт для диалога.

Было у Бориса Тимофеевича любимое место для паломничества – Оптина пустынь. В свое время за советом к оптинским старцам шли русские писатели и философы. Что тянуло их туда? В лице Богомудрых старцев они видели отблеск Божьей любви и заботы о людях. Вне сомнения, и среди насельников возрожденного Оптинского Монастыря появились духовные наставники. Одним из них был архимандрит Макарий. На душепопечительских беседах у него часто бывал Борис Тимофеевич. По совету Макария он принимает тайный монастырский постриг с именем Амвросия. Новопосвященной инок не удалился в монастырскую келью, не стал священникам, а пополнил ряды так называемого белого иночества. Этот вид монашеского подвижничества не предполагает внешнего разрыва с миром, его суть – это внутреннее удаление от мирской суеты, славолюбия и комфорта. Правда, задолго до Борис Тимофеевич уже фактически шел иноческим путем, и был весьма далек не только от комфорта, но даже и лишен необходимых житейских удобств. В результате бесчеловечной вакханалии раскулачивания большая часть дома была экспроприирована, а после смерти родителей сонаследники к тому же продали свои доли, и остался Борис Тимофеевич на мизёрной жилплощади одним маленьким оконцем наружу. Старая печка постоянно дымила, требуя ремонта и хороших дров. Крыша протекала, а зимние холода заставляли отходить ко сну, укутавшись в пальто. Немалых усилий стоило и приготовление пищи. Газовую плиту ставить было негде, да и по техническим нормам она не проходила. Вот и приходилось довольствоваться керосинками и маленькими электроплитками. Базарные торговцы всегда норовили сбывать простодушному старику явно халтурный товар. Электроплитки замыкали, взрывались искрами, пугая пользователя и соседей. Уют столь суровой келье придавали старые иконы с потемневшими ликами Божьей Матери, оптинского старца Амвросия, лампадочка с веселыми языками пламени. И стол, тяжело нагруженный разными книжными фолиантами, словарями. А меж ними притаились стопки ученических тетрадей со стихами, написанными витиеватым неторопливым почерком. Стихи эти вряд ли где публиковались. В молодости, правда, Корнаухов как-то осмелился что-то из сделанных им переводов и своих личных сочинений послать Маршаку, но долгожданный ответ секретаря маститого поэта гласил, что Самуил Яковлевич сейчас очень занят и ему недосуг заниматься безвестными провинциальными стихотворцами. Стихи Корнаухов продолжал писать, не выпуская их за пределы своего жилища, Однако две большие духовно-лирические поэмы о старцах-странниках под спудом удерживать не смог. Незадолго перед смертью он подарил их прихожанам. Наметанный взгляд профессионала вероятно сразу заметит в них и сбои ритма, и неточности и может не обратить внимания на главное – искренность душевного порыва, потребность человека выразить поэтическое мирочувствие, всепоглощающее стремление верующей души следовать по стопам Христа и подвижников.
***
Инок Амвросий не произносил громогласных речей о Боге, не старался быть в центре внимания. Он распространял доброе влияние просто самим своим присутствием. Для многих жителей Тамбова Амвросий стал уже некой старинной достопримечательностью центральногородского ландшафта. Даже те, кто знал лично, невольно обращали внимание на высокого седобородого старца, тихо идущего по улице с задумчиво-отрешенным взглядом.
***
Когда у Сократа перед смертью спросили, что бы он хот завещать своим потомкам, мудрец ответил, что он завещает им свой образ жизни. Инок Амвросий, как человек свободный от влияния стихий мира сего, тоже о каком-либо практическом завещании позаботиться не успел. Его завещание – образ жизни, очень близкий почти к подвигу юродства. Его завещание – это образ жизни святого праведника, который в бурном мире сам привык занимать минимум пространства материального и максимум пространства духовного.

В. ПОПОВ.

Есть в созерцании
душе отрада.
Вон там
лесок и косогор.
Вдали виднеется,
весь в золоте,
собор.
А там река,
как лента,
вьется.
И лес
синеет,
И свет заката
с неба льется…
Когда природу
созерцаешь
и молчишь,
Надежда есть,
что меньше согрешишь.

Пусть будет трава зеленая надо мной,
С дождем и каплями росы,
И, если хочешь, вспомни обо мне,
И, если хочешь, то забудь.