Ольга Самойлова. Сфера действия поэта – пограничье

Наедине. – 2000. – 12 сентября. – с. 4.

СФЕРА ДЕЙСТВИЯ ПОЭТА – ПОГРАНИЧЬЕ,
в широком смысле. Так что поэты никуда не уезжают. Или уезжают – навсегда.

Сергей Бирюков известен как журналист, деятель культуры, поэт-авангардист, руководитель литературной студии, преподаватель ТГУ им. Державина – перечисление можно продолжать еще долго. Но, наверное, в этом, нет смысла: Сергей Бирюков в определенном смысле знаковая фигура для «не далеких от» культурной жизни тамбовчан. Сейчас он живет и работает в немецком городе Галле, где преподает в университете. А Тамбов… Тамбов не забывает. Как иначе могло бы состояться интервью, которое и предлагаем вашему вниманию.

– Сергей Евгеньевич, вопрос, с которого я собираюсь начать нашу беседу, безусловно, очень личный, но обойти его трудно. Как вы решились уехать из России?

– Да я, собственно, и не уехал… Если отвечать просто и без метафизики, которой не выдержит газетная полоса, то можно сказать так: меня неоднократно приглашали преподавать в Германию, Канаду, Польшу – в те страны, где я выступал как поэт-исследователь.

– Поэт может быть исследователем?

– Термин поэт-исследователь (пишется через дефис) я придумал, чтобы возможно точнее обозначить то, чем занимаюсь. Эта область специфична: научные труды, изучение истории авангарда – материка, долгие годы закрытого в русском искусствоведении – с исторической и теоретической точек зрения. Я исследую фактический материал; кто и что писал – ведь многие имена забыты, тексты неопубликованы. Стараюсь понять, к чему тот или иной автор стремился в искусстве, что совершил, а что нет, что можно сделать, чтобы довершить начатое.

А вообще поэт не может не быть исследователем. Не хотелось бы рассуждать о том, что значит быть и не быть поэтом, но совершенно точно: поэт это не просто тот, кто сочиняет стихи, пишет, что бог на душу положит. Истинная поэзия свидетельствует, поэт исследует явление, его глубины.

– Видимо, придется все-таки возвращаться к метафизике. Из всех поступавших предложений работы за границей вы выбрали Германию. Считается, что Германия и Россия близки духовно. Повлияло ли это на ваш выбор?

– В самом деле, это был один из факторов. Исторически в духовном плане Россию и Германию связывает многое, в том числе и в авангарде. Василий Кандинский с равным правом может считаться выдающимся русским и выдающимся немецким художником, он действовал не только на русском, но и на немецком культурном пространстве. Параллельно с группой художников в России, еще до первой мировой войны, он создал в Германии объединение «Синий всадник». Тесные связи с Германией имел Давид Бурлюк, биографически связанный с Тамбовом. Большое влияние русского авангарда испытали немецкие дадаисты.

Очень высока степень близости немецкого и русского конструктивизма. Малевич в 1927 году с большими почестями был принят, в немецкую организацию «Баухаус». Эти контакты подчеркиваются до сих пор: недавно прошла объединенная выставка работ Кандинского и немецкого художника Пауля Клее. В Германии регулярно проходят выставки Малевича. Интерес к русскому авангарду традиционно высок. Достаточно сказать, что Германия – единственная страна, где после второй мировой войны на русском языке переиздан пятитомник Хлебникова, впервые опубликованный в тридцатые годы; вышел его двухтомник и антология творчества в переводе современных немецких поэтов. В этой антологии помещены стихи Хлебникова в переводе известнейших в Германии поэтов: Франца Мона, Эрнста Яндля, Оскара Пастиора. Лучшие немецкие поэты практически соревнуются в переводах хлебниковских текстов: например, в однотомнике Хлебникова, изданном Петером Урбаном, помещено около десяти переводов одного только «Заклятия смехом».

На своем семинаре в Университете имени Мартина Лютера в Галле – семинар называется «Хлебников и русский авангард» – мы со студентами рассматриваем возможности перевода виртуозного русского текста на немецкий язык. Совместно со студентами подготовили доклад о переводах Хлебникова на немецкий, о бытовании его поэтических идей в Германии. Надо отметить, что практически все крупные поэты Германии ощущают влияние хлебниковского духа.

– Вам как исследователю авангарда прежде всего интересно взаимодействие именно этих пластов русской и немецкой культур. Но ведь схожи и другие аспекты, скажем, искусство сталинизма и гитлеровской Германии. Как воспринимается этот культурный феномен современными немцами? Не стараются ли они забыть о нем?

– Близость искусства сталинизма и фашизма очевидна. Выставка «Берлин – Москва. Москва – Берлин», проходившая несколько лет назад в Москве, показала соотношения и авангарда, и тоталитарного искусства. В Германии подобные соотношения осознаны, описаны, исследуются в настоящее время.

– Можете ли вы сказать что-либо об эмигрантской среде в Германии, о русскоязычной диаспоре?

– Эмигрант – слово из «прошедшего бремени». Сейчас, после падения железного занавеса и разрушения берлинской стены, сложилась иная ситуация. После падения железного занавеса мы почувствовали необходимость объединения с мировой, европейской культурой, поскольку Россия по большей части европейская страна. С момента появления первых ростков открытости прошло около 15 лет, но знания друг о друге у России и Европы по-прежнему недостаточны. Но сейчас есть возможность обоюдного узнавания, и надо ею пользоваться. Может быть, это прозвучит пафосно, но я считаю себя «мостом» между двумя культурами.

Что касается эмигрантской среды… В Германии живет около 3 миллионов русскоязычных, в основном это так называемые русские немцы. Вне зависимости от национальности, в массе своей они люди русской культуры. Они образуют землячества, общаются внутри своей группы – продолжают жить в сфере русской культуры. Показательно, что в Германии выходит около 15 довольно больших русских газет, несколько журналов, как развлекательных, так и литературно-художественных, в разных городах есть радиостанции, вещающие на русском языке, в Берлине планируется открытие русского телевидения. Крупнейший в Европе фестиваль авторской песни проходит в немецком городе Вуппертале; в Ганновере и Берлине действуют клубы авторской песни. О русских ресторанах просто говорить не приходится. В городе Галле, где я живу – город этот совсем небольшой, не крупнее Тамбова – есть целых три русских ресторана: «Распутин», «Казачий разъезд» и «Баба-Яга».

Эмигранты, имея достойную работу, ощущают себя достаточно комфортно. Без работы, естественно, гораздо хуже. Хотя и многие работающие чувствуют себя вырванными из привычкой почвы… Мне кажется, если сложилось, что такое количество русскоязычных, фактически граждан России (ведь гражданство меняют очень немногие) живет в Германии, то Россия должна контактировать с ними, поддерживать их. Да, в бытовом отношении жизнь там проще, но в психологическом – вряд ли.

По мере возможности я стараюсь взаимодействовать с русской диаспорой, выступаю в русскоязычных аудиториях, перед студентами, и такие выступления бывают очень трогательными. Заметно, что люди стосковались по русскому языку.

– Видно, никак мы не рассмотрим тему вашего отъезда во всем, что называется, многообразии. Жизнь поэта, творческого человека нередко сама по себе становится своеобразным произведением искусства. Нельзя ли с такой точки зрения посмотреть на ваш отъезд?

– Биография поэта делается им самим. Еще есть судьба, и какие-то вещи можно рассматривать как движение этой судьбы. Вообще писатели, литераторы – своего рода сталкеры, вынужденные действовать в «пограничных областях». Им предопределено писание текстов, действие в широком смысле ненормальное: создавая текст, писатель фиксирует изменение своего сознания, изменения чувств, чего в обычной жизни люди не делают. С этой точки зрения перемещения в пространстве можно рассматривать как поэтическое движение. Для Европы это вполне нормально: я знаю французского поэта, который жил в Москве и стал писать на русском, знаю японского поэта, жившего в России и тоже начавшего писать по-русски, Он, кстати, приезжал в Тамбов. Подобные перемещения ведут к нахождению новых форм взаимодействия культур, новых форм самовыражения автора. Недаром же Пушкин просил отпустить его за границу… А хрестоматийное стихотворение Тютчева «Люблю грозу в начале мая…» вообще написано в Германии, и гроза – немецкая, в России в начале мая грозы бывают крайне редко.

Поэт может и должен действовать в пограничье, но поэт еще и человек. А для человека подобные перемещения могут быть очень драматичными.

– Вот мы и подошли к теме тоски по Родине и вообще березок…

– Березок в Германии вполне достаточно. Кстати, я сделал своего рода филологическое открытие: шел по рынку, мимо того места, где продают саженцы, и на каждом была прицеплена картонка с надписью «бирке». Бирке по-немецки береза. А ведь есть русское слово бирка. Видимо, кто-то когда-то давно купил в Германии саженец березки и решил, что на привешенной к нему этикетке написано название самой этикетки – и получилось русское слово «бирка»… А природа Германии, за исключением горных местностей, в чем-то близка нашей. Не хватает не столько природных видов, сколько нашего привычного деревенского ландшафта, не изменившегося с прошлого века. В Германии он тоже, видимо, не очень изменился за столетия, но выглядит по-иному.

Но главное, что чаще всего действительно вызывает определенные психологические трудности, может быть, ту самую тоску, – это отсутствие русской языковой стихии. Наверное, это слишком трудно объяснить, и это слишком личное… Но это так.

– Давайте перейдем от личного к общественному. Ваш отъезд в Германию практически осиротил ваше же «дитя», я имею ввиду Студию АЗ и Академию Зауми. Тем не менее, поэты-студийцы продолжают и в ваше отсутствие проводить акции, публиковаться и т.д. Значит ли это, что студия может спокойно жить без своего руководителя, или же она просто проедает» тот запас идей, который был заложен раньше?

– Было бы не совсем верно говорить, что студия осиротела. Мы переписываемся, встречаемся: за полтора года я приезжаю в Тамбов уже второй раз. Самое главное, Студия АЗ – постоянно развивающийся организм. Этот проект существует около десяти лет, он объединяет не только тамбовских участников, но и авторов из других городов и даже государств. Проект находится в постоянном движении и развитии, мы ищем новые пути и формы деятельности. Одним из таких способов стало создание в Тамбове при Академии Зауми студии АЗ, действующей на базе филологического факультета ТГУ, Обновление состава студии всегда было естественно связано с тем, что студенты заканчивали университет, выпускались и уходили. Кстати, последний набор, тот с которым я был вынужден расстаться, был сильно одарен, и я был очень привязан к этим ребятам. На этот раз получилось, что «выпустился» я.

В качестве руководителя студии осталась Катя Лебедева. Она смогла поддержать высокий уровень работы. За последние полтора года студийцы сделали очень много в плане выступлений, публикаций и т.д. В каком-то смысле мой отъезд подтолкнул их к самостоятельности, потому что раньше публикациями, организацией выступлений занимался обычно я. Приехав, я увидел две новые книжки. Одна – сборник, к сожалению, посмертный Ромы Минаева, другой – Сергея Левина. Планируется издание книг других авторов; Алексей Шепелев собрал материалы для коллективного сборника. Сейчас вызревает идея издания «Библиотеки Академии Зауми». В этом проекте принимает участие известный тамбовский архитектор Сергей Чибисов.

Многие студийцы по окончании университета поступали в аспирантуру. Сейчас эта традиция продолжается: я надеюсь, что трое студийцев в ближайшее время станут аспирантами.

Говоря о положительных сторонах моего отъезда в Германию, хотелось бы отметить и такой момент, что теперь я получил большие возможности связывать студийцев с их немецкими сверстниками. А к десятилетию Академии Зауми написано большое исследование, которое называется «Академия Зауми – история, теория, практика». Его написал магистр университета имени Мартина Лютера Бернхард Замес. Он словно бы ждал моего приезда в Германию, чтобы начать свое исследование. Может, было бы лучше, если бы первое исследование о Зауми было написано в России, но так уж получилось, что Германия здесь опережает. Немецкие слависты, особенно молодые, достаточно быстро отслеживают культурные процессы в России, стремятся как можно больше сообщать публике о них. По правде говоря, они больше знают о нас, чем мы о них, да, может быть, и сами о себе.

– Давайте расширим и углубим знания тамбовских читателей о тамбовских писателях. Точнее, о студийцах. Что еще можно сказать об и новых публикациях, акциях и т.д.?

– У Александра Федулова опубликованы рассказы в антологии короткой прозы, изданной в Москве. Он активно публикуется в журнале «Черновик». Вместе со своим учеником и теперь коллегой Евгением Степановым мы планируем издание журнала, спроецированного в будущее, с соответствующий названием «Футурум». Уже сформирован первый номер, и около половины его составляют произведения тамбовских авторов. В общем, Тамбов пытается сохранить доминирующее положение в международной культурной ситуации.

Вот так, не очень серьезно, закончилась наша изначально весьма интеллектуально нагруженная беседа. Наверное, это правильно, ведь, как не без основания считает Сергей Бирюков, очень часто несерьезные вещи оказываются по прошествии времени очень серьезными, а казавшиеся таковыми не интересуют никого.

Поэзия – это не только «езда в незнаемое», но и игра в высоком философском смысле слова. Не спешите объявлять непонятное ненужным, а восхищаясь традиционным, помните, что есть авангард и что Пушкин когда-то был новатором стихосложения. И не старайтесь угадать, кто из ныне пишущих авторов когда-нибудь станет солнцем поэзии. Просто читайте. Тамбовских литераторов тоже. Между прочим, Тамбов на карте генеральной российской словесности означен навсегда. Каким бы странным это не казалось.

Вопросы задавала
Ольга САМОЙЛОВА.
Фото из архива С. Бирюкова.