А. Шабловский. Литературные раритеты Тамбова

Новая Тамбовщина. – 2002. – 26 марта (№ 12). – с. 7-9.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ РАРИТЕТЫ ТАМБОВА

Литературный процесс – что лоскутное поле, то самое, которое не меряно и которое умом объять невозможно. В частности, из-за недоступности многих лоскутов (тут и малотиражность, и удаленность от центра).

В Тамбове в ногу с новым веком стартовал проект поэта Сергея Бирюкова «Библиотека (Академии Зауми». Издание осуществляется при поддержке персональной архитектурной мастерской Сергея Чибисова, который участвует в серии и как художник. Он довольно удачно обживает трудный вытянутый формат, в силу культурных ассоциаций стремящйся навязать художнику определенные решения. Главное достоинство обложек Сергея Чибисова, по-моему, в свежести и определенности черновика, в сиюминутности, незамыленности рисунка, в его выверенно-уверенной «небрежности», что сразу же, даже у неискушенного читателя, вызывает ряд ассоциаций, связанных с авангардным искусством, под знаком которого как-никак прошел весь XX век. Однако жизнь берет свое.

Окончание на стр. 9

ЛИТЕРАТУРНЫЕ РАРИТЕТЫ ТАМБОВА

Окончание. Начало на стр.7

В 1990 году Сергей Бирюков, ныне живущий в Германии, создал в Тамбове Академию Зауми. Эта международная научно-творческая организация объединяет поэтов и ученых из Германии, Италии, Канады, Польши, России, Сербии, США, Хорватии, Японии, работающих в традициях русского авангарда, занимающихся исследованием и изданием материалов авангардного искусства. Проект предполагает несколько этапов – издание работ авторов, живущих в России; зарубежных авторов. Естественным было бы ьс членов Тамбовского отделения Академии.

Сергей Бирюков – практик и теоретик авангарда. Он – автор книг «Муза зауми» (1991), «Знак бесконечности» (1995), «Звуковые соответствия» (1997); «Зевгма. Русская поэзия от маньеризма до постмодернизма» (1994), «Теория и практика русского поэтического авангарда» (1998), «Поэзия русского авангарда» (2001). Многие стихи, образовавшие представляемую здесь «Книгуру», – и это одна из основных, характерных особенностей данного поэта – имеют мощную «звучарную» потенцию. Когда начинаешь их читать глазами, вдруг ощущаешь, что звук как бы продавливает графическую оболочку: набоглый, листавый\\сирый, бредявый\\среброкозненный\\реча-вый!

Невозможно такой текст держать в стиснутых зубах. Он требует свежего воздуха, свободного дыхания и открытых усилий речевого «аппарата. Только тогда мост между стихом и читателем по-настоящему оживает, обретая двустороннее движение. И впечатление от текста достигает некой планки, достаточной для того, чтобы запомнить имя автора. Поэзии Сергея Бирюкова характерно также пристальное переживание ускользающих пространств. Некоторые тексты «Книгуры» имеют подзаголовок – пьеса без слов. Мне они напомнили экспликацию этюдов, которые разыгрывали в 20-е годы в мастерской Л. Кулешова В. Пудовкин, А. Хохлова, Б. Барнет и др., и даже раньше, когда искания молодых кинематографистов имели вполне коммерческое название – кино без пленки. Синтез искусств, вообще характерный для авангарда, через неявные «подземные» токи в виде штрихов-ассоциаций, ниточек-аллюзий пронизывает и данное издание.

«Книгирь» Александра Федулова, поэта, прозаика, автора многих самиздатовских книг, – это организм с единым пульсом, который то взрывается, то замирает, но всегда прощупывается, если книгу читать подряд как повесть, в которой сюжет заключен в словах, в их очередности, в их сцеплениях – в бесконечном лабиринте которых, по старинному мнению Льва Толстого, «и состоит сущность искусства» (Из письма Страхову, 1876 г.). А чуть выше он вообще крамольничает, утверждая, что заниматься поисками смысла в художественном произведении вещь бессмысленная. Бездарная, добавлю я. Хотя, конечно, это полемическое заострение. От поиска смысла мы куда ж? Как когда-то от поисков философского камня или куска колбасы. Книга Александра Федулова – для тех, кто умеет наслаждаться не только мыслью и тем, как она возникает, как начинает двигаться, то импрессионистским пятном-образом, то четким зеркальным отражением, то звуком, но и «бессмыслицей», которая вдруг завладевает всем существом неизвестно по каким законам. Вероятно, по законам красоты. В арсенале авторского инструментария/переразложение слова, анаграмма, палиндром, опечатка, гетерограмма, графика. Большое внимание уделяется сдвигологии. Например, в «До нас» она является одной из тайных образующих текста: «С утра без солнца» – «Тра пеза».

Вообще эта книга о детстве и через детство о всем том, что случилось потом. Автор, словно «Помпей в колеснице пылит по пляжу\\ стянув поясницу шерстяным платком\\ в детской шапчонке с помпонами», натыкаясь то на Стерна, то на Хлебникова-Крученых-Малевича-Набокова-Сидура-Бродского, то даже на Сен-Симона, наконец, обращается напрямую: «Простите,\ Вергилий!\\ Я – Ваши вериги.\\ Вот мои\\ АЗверительные \\ гаммы:\\ до до до\\ и опус Ля-лЯ». Я думаю, Вергилии здесь – и внимательный читатель, который сумеет оценить и красоту названия книги и его семантическую насыщенность, где снегирь+книга+снег+гиря – не только о суровости климатических условий, отмеченных в свое время еще Пушкиным, но и о творчестве в целом.

Неотъемлемой составляющей образа эпохи являются мемуары и записки. Чуть пародируя данную форму, Вадим Степанов (литератор, в семейной «топографии» которого встречаются такие имена, как Кулешов, Боткин, Третьяков, Фет), продолжая славное дело Ларошфуко-Лабрюйера-Паскаля-Пруткова-Розанова, создал свои «Остракизмы».
Открывая эту книгу, погружаешься в сферу мыслей, переживание которых обусловлено не только конкретной ситуацией, но и личностью самого литератора, воспринимающего мир через родной язык, родную речь, непосредственно через слово: «1997.1.9. Оказывается, его не знали не только в родном городе, но и во всем мире.

(В родню толст, да не в родню прост).

ЭнерГОРЕсурсы, оТРЕПЕТировать, наПАДЕНИЕ, сокурСНИК, подругу – под друга. Что позволено обаятельному, то не позволено угрюмому».

«БорьБА ЗА Рынок. ..КраСА РАЙона…муШКЕТер… разгоВОРЧИвый…».

Если к языку относиться с должным уважением, он много чего любопытного подбрасывает. Так, наблюдая за буквой «У», Вадим Степанов вывел некоторую закономерность, согласно которой в главе «1997.1.7.» он сделал предположение о преемнике Ельцина: «Им станет тот, в фамилии которого первой гласной будет «у». И оказался прав.

Какие бы иной раз судороги гордой серьезности ни сводили нас с пути ученичества-учиничества, т.е. с пути кающегося грешника, приятно сознавать, что еще не все потеряно, коли появляются такие издания наших современников, даже если они изначально являются раритетами.

А. Шабловский