Тамбовский курьер. – 1995. – № 12.

«АЗ» В ГОСТЯХ У «ТАМБОВСКОГО КУРЬЕРА»

Литературная студия «АЗ» работает при областном Доме учителя с 1981 года (вначале называлось «Слово»). Организовал ее поэт, журналист и литературовед Сергей Бирюков. До 1985 г. студия почти не имела выхода в печать. Таланты многих людей не находили никакого спроса. А дарования были разнообразны – студийцы писали стихи и прозу, занимались журналистикой, художественным словом, изучали историю литературы, философию, театр, кино, в частности, активно сотрудничали с городским киноклубом «Контакт». В течении 10 лет студия действовала в основном устно. Из многих устных мероприятий следует особо выделить вечер, посвященный 100-летию В. Хлебникова и серию вечеров «Из истории русского поэтического авангарда», проведенных в областной библиотеке. Из студии вышли несколько активно действующих сейчас журналистов. Один из них – Евгений Степанов – работает сейчас в Москве, выпустил несколько книг. После 91 года «АЗ» обрел вторую крышу – филфак пединститута, и пережил как бы второе рождение: состав студии значительно поменялся и омолодился. Сейчас в «АЗ» влились новые люди – студенты нового университета. Сегодня «АЗ» является как бы одним из отделений Академии Зауми, которую создал С. Бирюков в 1990 г. и в которую входят поэты и филологи из разных городов России и мира. Мы предлагаем на этой страничке творчество студийцев как первого состава (В. Мальков, В. Степанов, А. Федулов), так и нового (Е. Скребнева, М. Гавин, Г. Минаев, Р. Минаев).

 

Елена СКРЕБНЕВА

***
Диван, телевизор, журнальный столик.
На стене – ковер.
Декорация для современной пасторали
Оформлена полностью.
Но нет актеров и пустъ зрительный зал.

Актерам надоело играть сто раз отыгранную пьесу
С невразумительным концом.
А зрители в своих квартирах
Репетируют постановки собственного сочинения
Силами собственных трупп.

Лишь я, случайный зритель,
Сижу в первом ряду партера и чего-то жду.
Но скоро мне надоест ждать –
Я поднимусь на сцену, сяду на диван,
Включу телевизор,
И начнется премьера пьесы,
Которой быть гвоздем сезона.

 

Владимир МАЛЬКОВ

***
Придуманная история
Начертана легким почерком
Обычная связь помолвлена
Седой поволокой облака
Ласкают ладонь уключины
Минуты плетут движения
Безумная песня кружится
В ночном одиноком воздухе
Встречаются расстояния
Пророк охраняя вотчину
Пригубит свои скитания
Грядущие вехи вычислит
Созвучия восполнят кружево
Изгиб у запястья бренного
Точена плоть разверзнется
По небу рассыпав бусинки
Крупицы последней верности
Уйдут в очертания времени
Но вскоре вернутся деревом
Плодом
Гусеницей
Ветром…

***
Заранее обусловленный выбор
Каждая из возможностей
старательно измельчается
и процеживается сквозь сито
Хронологические элементы
строить цепь ожидания
Чувства опознаны по приметам
Они появляются и караулят
собранные улики
Звонок…
Долгая трель старается
разделить тональность
и обитателей дома
Встреча
Ажурная пастораль
Две тени отточены накрест
Следом сотканы молнии
И светится ливень уходящего
Существа…

 

Михаил ГАВИН

***
Умок мой серенький, – пальтишко!
Накинул это в этот мир.
На каждом носится умишко.
Пока не сносится до дыр.

Мой взгляд – тропинка сквозь другие.
Но, как он нищ, когда босым
И одноногим, сидя в гнили.
Любви все требует алтын!

Рука моя – чудесный посох.
Мороз, жару, ласканье, боль,
Морскую соль и горя слезы
Пройдет он, ведомый судьбой.

Я – из всего, что мне знакомо.
Я – человек. Моим частям –
Вся эта Жизнь – Желанье дома,
Где отдых им, а мне – земля…

 

Сергей БИРЮКОВ

Стыки

Темнеет тайна –
слышится акайнье –
московско-рязанско-
мордовской выговор
там, где Эрзя
превращается в Рязань –
здесь реки текут.
тут, возможно, плавали
мордовские жены.
плавать им что ли нельзя?
По камушкам катится.
переливается Панда –
река мокшанской
былой глубины.
Что разгляжу я
там за Моршанском,
какие стыки волны
и вины?

Эльдорадо

Слышно пенье стрекозиное.
крылышкует точно в тень
над водой, почти бензиновой,
над ладьей, стремящей лень.
Дуб таится в дольках желудя,
скоро взрежется, поверь!
Дива вида обнаженного
ищет кнопки от потерь.
Манят кущи золотистые,
вздрагивают лепестки.
Словно ягодки ворсистые,
на губах дрожат соски.

 

Роман МИНАЕВ

***
Ты разговариваешь с масками,
Им даришь добрые слова,
Волшебными их тешишь сказками…

Но вдруг увидел ты – под массою
Таится лживый, скучный зверь
И увлекается он сказкой
Лишь на мгновенье, лишь теперь.

Не веря правде ни мгновенья,
От светлой истины далек,
Написанных рукою гения
Понять не смог волшебных строк…

Наслушавшись, зарежет гения
И выпьет тепленькую кровь,
И посмеется он с презрением
Над сказкой доброй про любовь.

Ну а потом построит памятник
И в честь покойника музей
И будет мучать на экзамене
Твоею сказкою детей.

***
Мир прозрачен, прекрасен и пуст,
Мир хрустален в своих сочетаниях:
В ярких вспышках изменчивых чувств,
В переливах, в круженьях, в мечтаньях…

 

Александр ФЕДУЛОВ

Плантатор № 6 или Хижина Дяди Вани

Мучимый сомнениями и другими угрызениями совести, подталкиваемый изнутри ручиками и ножиками созревших и торопящихся на выход Героев с горящими глазами и подгибающимися коленками, оставляющими за собой кучи мусора, битой посуды «на счастье» и горы трупов отвергнутых неудачников, кстати, справедливости ради, не все воспылали желанием добровольно покинуть обжитую утробу и к ним применили полицейские меры. Писатель, побегав по запертой комнатке и пожевав яблоко, решился наконец записать рассказ, которое он долгое, очень долгое Время вынашивал в себе, дольше, чем кобыла жеребенка, дольше, чем слониха слоненка, ибо этот рассказ о… Впрочем, пусть »то останется загадкой для будущих исследователей, Ведь надо и им платить недоимки.

Подбежав к окну и смело отдернув шторку, Писатель увидел рассказ во всех мельчайших подробностях, даже в самых пикантных. Он узнал о своем Герое то, что герою и не снилось и никогда, в общем-то, в его жизни не пригодится. Но чего не сделаешь человека любимого ради.

Осталось подыскать имя и все. Верное имя – половина дела. Оно несет, тащит, вернее, тянет или вытягивает, Но может и пришлепнуть. За милуш душу.

И вот однажды ночью, случайно или намеренно, не знаю, забытой Богом над нашим думным городом, Писателя вдруг осветило, то ли фарами проскользнувшей воровской машины, то ли милицейской луной, то ли светом незатухающей мысли, то ли все разом осветили его, только он вскочил и схватив спросонья первый попавшийся под руку предмет, – женину губную помаду ярко-алого цвета, – он, торопясь, чтобы не забыть, жирно написал на полу возле дивана – ИВАН, и счастливый, расслабившийся, крепко-крепко уснул.

Утром Писатель с трепетом ясным соколом бережно перенес пойманое слово, вернее, посланное, конечно, ему каким-то сердобольным хранителем тайн, на белеющий застенчивый лист. Трясущимися от наслаждения шрифтом машинки «Макдональдс», выстучав первую строчку: Его звали Иван. Писатель откинулся па подушки, вытянулся вдоль дивана, сложил па тощей груди руки и, закрыв глаза, пробежал по всему рассказу, придирчиво заглядывая во все уголки Ивановой жизни.

При этом имени он улыбнулся, но грустно, потому что как всегда после успеха первой строки пришли сомнении во второй и он хотел еще раз убедиться, что его Герой по-прежнему храпит ему верность Н не думает переметнуться к кому-нибудь из братьев-соперников. Но Герой не жаловался на стесненные обстоятельства, не требовал дополнительных субсидий на субдиспансер – он был настоящим героем. Куда только не забрасывала Ивана фантазия Писателя, в каких только переделках он не побывал! Он валил лес в ионе, доил коров, отбившихся от стада, бежал волкам гонимый, отверженный, мимоходом спаси Президента и, переспав с его женой, – ах! Какие женщины преследовали его! – но он вновь бежал гонимый любимый, дурашливый, озорничающий, строил города и козни и бежал, бежал без устали по кругу кочующего «шапито»… Для Писателя жизнь Героя была так ясна и очевидна, что он отбросил псе добропорядочные сомнения, скинул на пол свои большие ноги и не задумываясь отпечатал вторую, заключительную строку:

Он прожил долгую и счастливую жизнь и умер седым стариком в глубокой долговой яме». Писатель в волнении забегал по комнате свершилось! я написал его! И все-таки я его написал! К глазам прихлынули слезы. Схватив карандаш, он вычеркнул долговую яму. Переменив лист, отпечатал текст набело:

Его звали Иван. Он прожил глубокую счастливую жизнь и умер в далекой старости.

Словно камень спрыгнул с души Писателя. Поплакав вдоволь над своим детищем, он вложил его в конверт и отправил в редакцию.

Рассказ напечатали. Он имел огромный успех. По нему сняли известный фильм, отхвативший половину международных премий. А назывался рассказ… Впрочем, оставим и это для будущих книжных червей. Ведь когда настырные журналисты задавали этот вопрос Писателю – «А скажите, пожалуйста, почему вы именно так назвали свой шедевр?» А, Майкл? – он только улыбался. Вот так.

 

В. СТЕПАНОВ

Прутковизмы

И лишь тогда, когда все сестры уйдут, придет их мать София
Самое большое препятствие на пути осуществления своей мечты – мы сами
Мы часто ошибаемся, думая, что ошибаемся
Человек создал Бога, чтобы Бог сделал из него человека
Конкурсы выявляют не столько дарования, сколько вкусы и наклонности членов жюри
Человек стремится к большему. Поэтому умный становится более умным, глупый – более глупым
Все, что хорошо начинается, редко хорошо кончается

 

Геннадий МИНАЕВ

***
Хорошо смотреть на человека
С высоты полсотни этажей.
Стал он безобидней, чем калека,
Меньше, чем блоха иль муравей.

Можно бросить с высоты монету,
И она со свистом рассечет
Воздух и похожа на комету,
Человека этого убьет.

И такое чувствуешь смятенье.
Глядя на пространство с высоты,
Что охватывает сомненье:
Этот человек, быть может, я?

***
Маятник головной боли
Тараканьи бега минут
Свет ночной лампы –
Только отражение спета моего мозга
На столе с закрытыми глазами
Лежит нож
А когда останавливаешься
Еще долго прислушиваясь
К струнам половиц
Себя ощущаешь смычком
Еще долго