Л. Полякова. «Аве кыа»?

Комсомольское знамя. – 1990. – январь (№ 7-10).

«АВЕ КЫА»?
На заметку творищевцам

Познакомившись с творчеством молодых тамбовских поэтов-авангардистов в первой выпуске литературно-Художественного обозрения «Комсомольского знамени» (19 ноября 1989 г.), порадовалась и за газету, которая смело ищет новые формы контактов с читателем, и за ребят, своими строчками стихопрозы столь же смело зазывающих читателей в «берлогу» астральных пуперов, мертво болтающих о Боге и ногтем выскребающих на фактуре грамматически извращенное слово «Исус» (вместо Иисус). Идет поиск нового, идет эксперимент!

А теперь самое время поставить вопрос, который звучит на странице газеты, представляющей авангардистов: «Аве кыа»? А что это? Что получилось в результате эксперимента?

Восприятие искусства субъективно. Всегда остается момент полемичности. Г. все же…

В комментирующей заметке, в справке об авторах – Александре Арфееве и Алексее Медведеве, этой половине «творищества» «в гостях у архиерея» (в группу входят еще и Александр Тормосов и Рауф Туктаров), Ольга Самойлова, видимо, сама того не осознавая, создала своеобразный мини-трактат о нашем времени, о синтезе искусства, философии, мистики, о прорыве в высшие сферы человеческого духа средствами художественного слова. И мне подумалось, что Ольга Самойлова во многом вписывается в лабиринты поиска творищевцев, и они, творищевцы, вполне могли бы включить в свое объединение автора заметки «Люди конца века» в качестве теоретика группы. Ее роль была бы похожа на роль двадцатилетнего студента Льва Лунца в группе «Серапионовых братьев».

Группировки именно начала 20-х годов вспоминаешь, когда ищешь ответ на вопрос: «Аве кыа?». Союзы предшествующих времен представляли собой принципиально иное явление.

«ЛЕФ», «Литературный центр конструктивистов», «Серапионовы братья», «Твори!», «Смена», «Рабочая весна» и другие литературные объединения вплоть до «Родить мужчинам» потому и имели кратковременную историю существования (4–5 лет), что, независимо от воли и желаний художников, спонтанно действовала, как действует и теперь, объективная сила, на протяжении веков утверждавшаяся в качестве закономерностей художественного творчества. Одна из таких закономерностей – уникальность творца, неповторимость и индивидуальность творения. В искусстве все определяется талантом, а не принципами, защищаемыми и пропагандируемыми в групповом экстазе. В группы сбиваются временщики. Они появляются на свет, как гриб в его разновидностях, чтобы просигнализировать о наступления весны, лета, осени (зама своего гриба не имеет). И это немалая роль, это явление природы. Однако лишь настоящий творец – солнце – живет не в сезонах, а в столетиях. А солнце одно. Одиноко.

Говорю об этом потому, что нам порою кажется: назвали авангардистом, значит, хороший. Нет, беспомощность в творчестве не спрячешь за групповые декларации. В искусстве каждый отвечает сам за себя. И только так. Наши родные тамбовские «творищевцы» как весенние грибки: пробуждение идет и в нашем крае. Однако в стихах и прозе А. Арфеева, А. Медведева – о них, представленных на странице «Комсомольского знамени», речь – не вижу ничего оригинально своего, кроме попыток к оригинальности, кроме тяги к группе, которую не в нашей критике назвали авангардом.

А теперь об авангарде, передовом отряде в искусстве, в частности, в литературе. Здесь тоже действуют свои закономерности. Если бы Блока при жизни назвали авангардистом, он бы ужаснулся. В этом термине – унижение тех, кто не вмещается по своим творческим принципам в группу. Блок не мог бы не считать передовым отрядом в русском искусстве Пушкина, Достоевского, Толстого, своего современника Горького и других великих писателей – соотечественников, и не только их. Но мирился с тем, что его причисляли к декадансу, не отторгал себя и от глубоко философичного и самобытного искусства символизма. Хотя о Блоке-символисте и вообще о русском символизме – разговор особый и непростой. То есть, для русского искусства и искусствоведения исконно существуют свои термины, определяющие модернистские, новейшие искания творцов, по тем или иным причинам отходящих от реализма. Эти термины и понятия – декаданс, модернизм. Термины, весьма не тождественные.

Что касается авангардизма, то это течение в литературе зарождалось именно на той почве, на которую, по утверждению газеты, наши «творищевцы» не хотят ступить, – на политической. Самый близкий к нам пример (близкий по времени) – американские битники, движение в литературе, поначалу заворожившее читателей, ибо в нем был социальный протест, но очень скоро ставшее литературной периферией.

Неизбежен вопрос: в чем причина кризисных явлений Экспериментального искусства? Главная из них – в сущности и структуре авангарда: искусство авангарда, как правило (исключения известны), представляет собой бессильную форму самозащиты от сложности, противоречивости, трагичности мира и отдельного общества. Уход в сложную, точнее, усложненную форму – это не выражение сложности жизни, а отблеск, тень мгновения тяжести бытия. Авангардизм жил и живет в вечном парадоксе, страстно отрицая все, что утверждает. Барьер, возведенный писателем-авангардистом между своими произведениями и читателем, – это стена из еще незастывшего бетона, на котором высечены иероглифы смутных авторских мыслей, и на котором каждый читатель может и едва успеет написать свои знаки.

А как с нашим советским современным литературным авангардом? Ярких явлений не вижу. Уровень тамбовских «творищевцев» – уровень союзный. Что касается Парщикова, Жданова, наиболее одаренных из тех, кого именуют авангардистами, то еще никто не доказал, что они именно авангардисты в европейском, международном значении этого слова.

В начале 60-х годов в отклике на одно из самых популярных произведений модернистской (не авангардистской!) поэзии, на поэму Вознесенского «Оза» поэт и литературовед Сергей Наровчатов написал: «Поэма многими читателями воспринимается как ребус. Отдельные фигуры и буквы угадываются сразу, но редко у кого есть время и желание разгадывать целое». Основные усилия творцов авангардистской или модернистской литературы расходуются на создание «эзотерических», тайных, предназначенных для посвященных, состояний души, но не духа, состояний, выраженных в стихах «типа» (из оборота наших «творищевцев»):

Пространный город
с зелеными куполами
на берегах вонючей реки
опущен в мой мозг…

«Эстетика молодости», право на риск, утверждение эксперимента, протест против избытка логики – стимул движения поэтической мысли как источника творчества. Пусть это сохранится в опытах тамбовских авангардистов. А мы, читатели, подождем, когда «заблудившийся среди них» выйдет, наконец, на улицы, площади и «темные аллеи» города в роли Поэта, мудреца, пророка и поставит на берегу погибающей Цны красивый памятник Надежде.

Л. ПОЛЯКОВА,
доктор филологических наук, профессор,
зав. кафедрой литературы ТГПИ,
член Союза писателей СССР.