Константин Кедров. Лениниана и Пушкиниана Венедикта Ерофеева
Новые Известия. – 1998. – 24 октября. – с. 7.
Константин Кедров, «Новые Известия»
ЛЕНИНИАНА И ПУШКИНИАНА ВЕНЕДИКТА ЕРОФЕЕВА
В дни юбилея Венедикта Ерофеева его книги исчезли из книжных магазинов. Я обошел весь центр, и всюду книжные продавцы сказали: «Уже раскупили. Пожалуй, ни один из современных писателей не мог бы похвастаться таким повышенным спросом.
Веничка Ерофеев – последний русский прозаик конца века, достигший всеобщего читательского признания. Правда, после смерти.
Вопреки весьма распространенному мнению Венедикт Ерофеев и Веничка совсем не одно и то же лицо.
Он наделил главного героя своим остроумием и любовью к выпивке, но все же Веничка – это всего лишь маска.
Венедикт Ерофеев был умнейшим человеком России. Лидеры перестройки еще восхищались Лениным, противопоставляя «гуманного большевика» кровавому диктатору, а у Венички уже лежала готовая рукопись «Моя Лениниана». Произведение просто состояло из дословных цитат вождя с доминирующими четырьмя словами — расстрелять и посадить, повесить и выслать. Повесить священников, посадить инженеров, выслать профессоров, расстрелять всех по очереди.
В своем последнем интервью на вопрос, веришь ли ты в перестройку, он ответил сразу и не задумываясь: «Конечно же, нет». И засмеялся, хотя был уже при смерти.
После книги «Москва – Петушки» электричка стала таким же символом России, как у Гоголя птица-тройка с пузатым Чичиковым. Он угадал самое главное. Электричка, едущая из ниоткуда в никуда, минуя нужные остановки, и множество русских споров и разговоров, сходящихся к двум понятиям: «сионизм» и «гомосексуализм». Нет, не зря опасался Веничка, что, если арабы с израильтянами помирятся, в головах россиян останется только «гомосексуализм».
Есть все основания предполагать, что неустанная забота партии и правительства об отечественном производителе реанимирует бессмертную Веничкину бригаду, которая то закапывала, то откапывала один и тот же кабель. А потом и откапывать перестала. Просто записывали в тетрадь – столько-то откопали, столько-то закопали.
Отеческая государственная забота о качестве самогона и водки, скорей всего, восстановит давно забытую революционную ситуацию, когда сегодня рано, а завтра поздно. Рано – ларек еще закрыт, а поздно – уже закрыт. Коктейль «Слеза комсомолки» снова восполнит на рынках отсутствие запрещенной огненной влаги.
Что-то угадал Венедикт Ерофеев в России на долгие времена. Он умер от рака горла в финале перестройки, когда партия Горбачева неуверенной рукой вела страну к неминуемому путчу. Однако заметных психологических изменений за все последующие годы так и не возникло. Не изменился и уклад жизни, хотя поговаривают, что маршрут Москва – Петушки хотят отменить. У Венички отменили только остановку Есино, поскольку там пассажиров не было. А не было, потому что знали, что электричка в этом месте не останавливается. Потому и прут прямо через поле на соседнюю станцию.
Алкогольная иллиада Ерофеева каким-то непостижимым образом вобрала в себя не только XX, но и XIX хрестоматийный век. «Модест Мусоргский лежит в канаве с перепою, а мимо проходит Николай Римский-Корсаков, в смокинге, с бамбуковой тростью. Остановится Николай Римский-Корсаков, пощекочет Модеста своей тростью: «А детишек, кто будет делать, Пушкин?»
Наша страсть к сотворению мифов, к обожествлению и дебилизации своей истории ныне вышла за пределы электрички Москва–Петушки и заполнила собой все радио- и телепрограммы. Время свободы – это лишь проекция все тех же разговоров, которые даже и фольклором не назовешь. Теперь это почти что идеология.
Веничка ведь тоже рассуждает об особом третьем пути России. Оставим немцам внегалактическую астрономию, пусть итальянцы подавятся своим бельканто. У нас свое святое призвание – икота.
Одно время на Венедикта Ерофеева нацелились наши славянофилы и почвенники. Еще бы, свой в доску, пьет не просыхая и так вдохновенно пишет о запое. Но тут им пришлось в ужасе отпрянуть, потому как Веничка мало того, что западником оказался, гак еще и католиком.
Так уж получилось, что юбилей Ерофеева справляем сразу после пушкинских лицейских торжеств 19 октября. А коли так, то грех не вспомнить и пушкиниану великого пересмешника.
«Расскажу, как мне за Пушкина разбили голову и выбили четыре передних зуба.
Все с Пушкина и началось. К нам прислали комсорга Евтюшкина, он все щипался и читал стихи.
Тут он схватил меня в охапку и куда-то поволок».
Лениниана Ерофеева звучит, как стихи:
Расстрелять, посадить,
повесить, выслать.
Посадить, повесить,
выслать, расстрелять.
Так же монотонно, как перестук колес, звучит и Пушкиниана:
Пушкин – Евтюшкин – томил –
раздавался.
Раздавался – томил – Евтюшкин –
Пушкин.
Так и не осуществилась светлая мечта Венички – увидеть Кремль. Сколько ни добирался до Красной площади, каждый раз попадал на Курский вокзал, пока не прирезали его в черном подъезде.
Какую бы цель ни намечали в России: коммунизм, капитализм или что-то там еще третье евразийское, каждый раз мы неумолимо оказываемся все на том же Курском вокзале, где «вымя есть, а хереса нет».
На гоголевский вопрос «Русь, куда же несешься ты?» Ерофеев дал исчерпывающий ответ. Если надпись из трех букв справа по ходу поезда, то из Москвы в Петушки, а если слева, то из Петушков в Москву. Правда, однажды ориентация была полностью утрачена автором и героем, поскольку надпись была нацарапана и справа и слева. Это очень напоминает ситуацию, возникшую в России сегодня.