ЖурнаЛистик. – 2000. – декабрь (№ 9).
ЖурнаЛистик
декабрь 2000 г. № 9 (№ 32)
Газета отделения журналистики Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина
Газета выходит с декабря 1997 года
НОМИНАНТ «ДЕБЮТА» И ИЗДАТЕЛЬ «УЛЬТРАСЕРОГО… »
По следам событий
Алексей ШЕПЕЛЕВ – знаковая фигура в литературном содружестве «АЗ». О последних событиях, произошедших в его творческой жизни, он рассказывает в интервью нашей газете.
– Алексей! Поскольку сборник стихотворений «Ультрасерый цветок лотоса», автором и составителем которого являешься ты, издан маленьким тиражом, расскажи, пожалуйста, подробнее о своем детище.
– «Ультрасерый», на мой редакторский взгляд, не совсем удался. Первоначально он замышлялся как сборник трех поэтов: Г. Минаев, М. Гавин и я, концепция – самый крайний бытовой «ультрасерый» реализм повседневности. Получился же более-менее концептуальный коллективный сборник «почти всего АЗа» (Академии Зауми). С другой стороны, это даже и хорошо, т.к. собственно «азовских» сборников ранее не было в природе. В предисловии одну из задач я определил так: показать общий уровень поэзии нашего объединения – долой провинциальную литературу! Когда я был по делам аспирантуры в Москве, посещая столичные литтусовки, я получил несколько признательных отзывов об «Ультрасером» от довольно индифферентных к провинции москвичей (С. Бирюков чуть раньше популяризировал там и «Ультра…» и сборник филфака «Ветви», который, кстати, очень раскритиковали (особенно, за иллюстрации).
Издавался «Ультрасерый» за счет средств авторов и с большими трудностями. (Конечно, вышло всего 32 экз.) Хотелось бы выпустить «Ультрасерый-2» – вся проблема в деньгах. Сейчас вот обнаружился новейший проект студии АЗ (его куратор – Г. Минаев) – газета «Алеф». Прагматически девиз ее такой: пускай не сборник, не альманах – ну хоть что-то. Будем надеяться, что это «хоть что-то не обернется обычным тамбовским «ничто».
– Что скажешь о своем участии в конкурсе «Дебют»?
– Литературный конкурс (или премия) «Дебют» рекламировался по всем каналам ТВ. В самый последний момент по настоянию друзей я переписал от руки несколько своих суперлаконичных поэтических текстов, ксерокопировал рассказ «Новая сестра» из журнала «Вавилон» (последняя моя публикация – М., №7, 2000г.) и послал. Недавно мне пришло письмецо из администрации конкурса с поздравлениями: «С радостью сообщаем Вам о том, что Ваша работа была высоко оценена экспертами нашей премии и прошла во второй тур состязания наряду с 95-ю произведениями, выбранными из 30 тысяч представленных» и т.д. Я, конечно, не ожидал такого. К сожалению, не знаю, кто входит в состав жюри, знаю, что один из организаторов – газета «Книжное обозрение». По-моему, это очень профессиональное и интересное литературное издание. Как говорится, пусть победит сильнейший.
– Алексей! Знаю, что известный поэт и литературовед С. Бирюков посвятил тебе критическую статью…
– И не только Бирюков. Немецкий славист Б. Замес посвятил мне и «Обществу Зрелища» главу в своей работе «Теория и практика Академии Зауми», но немецкого я, увы, не знаю…
Статья С. Бирюкова «Любовь к трем авангардам» опубликована в последнем номере журнала поэзии «Арион» (М, №3, 2000г.). В количественном отношении «Обществу Зрелища» посвящено две страницы. Сергей Евгеньевич, в частности, пишет о «новом русском дадаизме», который, по его мнению, представляют литературно-маргинальные объединения («Общество детей капитана Лебядкина» – Пермь, «Олимпийские игры» – Тольятти и др.). Для анализа берется наше «ОЗ», кратно описывается концепция, поэтика и для примера – мои стихи. Вот как раз здесь я и хотел бы кое-что уточнить. Дело в том, что индивидуальное творчество участников «Общества» не принадлежит «отгрибизму», т.е. поэтике «ОЗ» (об этом см. в моей заметке в сб. «Ветви»). Так, два приведенных моих текста вообще были написаны до возникновения «ОЗ»…
– А с чем ты можешь согласиться?
– Есть попадание прямо в яблочко: «Интересно, что Шепелев, имеющий неплохую филологическую подготовку, настаивает на некоей независимости от культуры». Да, культура, верное окультуривание, «культивирование», по-моему, сковывает, унифицирует поэзию. Гениальный поэт должен быть изгоем культуры и общества вообще. Общества – вынужденно, культуры – добровольно. Но это, так сказать, идеал, ведь культура (и, особенно, массовая) очень агрессивна. Вот в чем суть «ОЗа».
– Помимо собственно художественного творчества ты ведь занимаешься и наукой?
– Предполагаемая тема моей диссертации «Достоевский в творческом мире Набокова». Как известно, Набоков терпеть не мог своего великого предшественника и при любой публичной возможности буквально бранил его. Однако, анализируя романы Набокова, исследователи приходят к выводу о том, что влияние Достоевского в творчестве Набокова определяюще. Как такое может быть? Вот этот парадокс – один из моих давних интересов, теперь я хочу обосновать с научной точки зрения свои интуитивные догадки. Я рад, что мой supervisor – профессор И. Попова – меня понимает и «разрешает» рассматривать даже одиозную тему о нимфомании у Достоевского – Набокова.
Интервью подготовил
Алексей МОРОЗОВ.
Фото А. Осташкова.
Нашей газете три года
С ПРАЗДНИКОМ ТЕБЯ, «ЖУРНАЛИСТИК»!
Три года в периодике – срок небольшой, но и не маленький. Три года новых имен, споров, взлетов, падений – круговорот разнообразного и разностороннего материала в газете: публицистика, проза, поэзия, живопись…
Без сомнения, за время своего существования газета выросла, прошла долгий путь от «Журналиста и Ко» до настоящего «Журнала-Листика», стала интереснее, ярче, живее, несмотря на многочисленные трудности и препятствия, не обращая внимание на то, что порой этому, в общем-то, безобидному студенческому (и не только)изданию хотели заткнуть рот, а иногда и выбить прорезающиеся зубы.
В настоящий момент «ЖурнаЛистик» – не очередное банальное, кое-как выживающее вялое издание, это с каждым месяцем усиливающийся голос молодых журналистов и литераторов, которые способны не только высказать СВОЮ точку зрению на ту или иную проблему, но и отстоять ее в нелегком бою «Я с противниками более тяжелой весовой категории. Немножко максимализма, чуточку острой полемики, толика авантюризма и масса таланта – вот компоненты газеты.
Сергей ЛЕВИН,
аспирант кафедры истории
зарубежной литературы,
постоянный автор
и читатель.
ДОБРОГО ПУТИ!
Полагаю, студенческо-журналистское издание, отмечающее свое трехлетие, сослужило добрую службу не одному десятку будущих моих коллег. Ибо не печатающийся газетчик – не газетчик.
Конечно, как и любое издание, »Журналист и К» («Журналистик») кому-то не нравилось, кого-то больше или меньше раздражало (как иногда меня). Но без этого нормальной журналистики не бывает.
Если есть силы и средства – доброго пути!
В. СЕДЫХ,
старший друг и старший преподаватель.
ПОЧУВСТВУЙТЕ СЕБЯ МОЛОДЫМИ
Извиняйте, но я к вам без подарка. Так, мимо шла, про день рожденья вспомнила – точнее, Алеша Ишин напомнил, – вот и подумала: надо поздравить. А подарка – нету.
В общем-то, вы сами, авторы и читатели «Журналистика» сами по себе подарочки. В основном, правда, для преподавателей: кто-то из вас дотошен и въедлив, кто-то бешено активен, а кто-то лирически-поэтически отстранен от всего земного. Вы очень разные, и нет здесь ничего особенного: все вы личности, с характерами и заморочками, вы – студенты, которым в силу этого положения многое разрешается. Почему же ваша газета своей невероятной правильностью напоминает районку годов застоя?
Газета в последнее время несколько изменилась: из «Журналиста и Ко» она стала «Журналистиком», вроде как помолодела, и, теоретически, был бы резон советовать ей не впасть в детство. Но изменение названия, оказывается, вовсе не означало изменений в мышлении авторов. Не призывая совсем уж и стать как дети, все-таки предлагаю попробовать чувствовать себя действительно молодыми и свободными. И учиться не только хорошо ходить, чисто разговаривать, чего можно было бы пожелать трехлетке, но еще – бегать, прыгать, смеяться.
Мне кажется, не зная настоящей радости, невозможно глубоко печалиться, а не умея искренне смеяться, нельзя быть действительно серьезным. Желаю вам, авторам и читателям газеты, взрослеть – узнавать и отражать на страницах своего издания жизнь со всех ее сторон, а не только с одного, «потного и горячего, как свежевыпеченный пирог, бока».
…Подарок? Но что подарить тому, у кого есть главное? А главное, по крайней мере, очень важное, у вас есть – это ваша газета. Надеюсь, очень скоро наступит время – его приблизите вы сами — когда о днях рождения «Журналистика» все будут знать без напоминания.
О. САМОЙЛОВА,
обозреватель газеты «Наедине».
Рассказ
РАДИО
Каждый вечер я путешествую по запредельным мирам. Нет, не смейтесь, я говорю это совершенно серьезно. Люди забыли о простых радостях, и не в моих правилах винить их. В конце концов каждый использует свободное время по назначению.
В ожидании вечера проходит день. И когда он проходит, я сажусь за стол, беру в руки приемник, включаю его. Сразу переключаю диапазон на длинные или средние волны – чувство причастности к чему-то великому усиливается по мере того, как продолжаешь крутить ручку настройки. Перед тобой проходят года или даже вселенные, не оставляет мысль о параллельных мирах. Эти передачи не могут идти в реальном мире. Разве можно услышать на доступных всем каналах легенду о Соломоне, пере
данную в прошлую пятницу?
Шел дождь, и был конец сентября. Как всегда, кто-то бубнит за стеной. Наступает вожделенный момент и все, что случилось за день, струпьями опадает в бездну. Я готов воспринимать. Запредельный голос и писк несуществующих спутников складываются в единый порыв помех. Сквозь эти помехи слышится шепот. Он тих и притягателен, как увиденная в щелочку тайна.
Может, это – бред, или в самом деле человека по имени Соломон вычислили английские агенты в Объединенных Арабских Эмиратах в конце 70-х годов. Задержанный был доставлен в Лондон в штаб-квартиру английской контрразведки для подтверждения личности. На вопрос о возрасте незнакомец отвечал, что ему три тысячи лет. Предположение о сумасшествии отпало после консилиума психиатров. Тогда Соломона поместили в находящийся глубоко под землей бункер и привели к нему женщину, позже туда же доставили еще двух агентов, еще позже и к ним привели женщин.
Он задавал вопросы, но ему не отвечали, с ним вообще никто не разговаривал. О какой-
либо связи с женщиной, приставленной к нему, не было и речи. Но на десятый день он вышел к завтраку и тихим, усталым голосом объявил, что задушил ее.
Она лежала на кровати со следами его пальцев на шее… В этот день Соломон не произнес больше ни слова и именно с этого дня он перестал принимать пищу. Агенты пытались вызнать, что произошло, но безрезультатно. Еще через десять дней Соломона выпустили на свободу. Был он неимоверно худ, со впалыми щеками и щетиной на лице.
Женщину похоронили на маленьком кладбище на окраине Лондона. На надгробной плите – скромная надпись: «Покойся с миром, МАРИЯ». А вверху над надписью, переливаясь на солнце, горит звезда Соломона…
Я закрываю глаза, я уже почти засыпаю, и в этот самый миг голова наполняется неведомыми звуками: шелестом невидимых звезд, запредельный голос опять объясняет что-то, несуществующие спутники продолжают свой безмолвный полет в пустоте. Все тише и тише. Я сплю…
Память
ОСТАЕШЬСЯ, УХОДЯ
Однажды, удобно расположившись у окна в коридоре филологического факультета, мы пытались по руке угадать, кому что уготовано судьбой. Никто не мог и предположить тогда, что жизнь одного из мае окажется много короче, чем линия на ладони.
…Со дня гибели Романа Минаева прошло уже больше года, а память снова возвращает к этому молодому неординарному человеку, так много давшему тем, кто был рядом с ним, кто узнал его творчество.
Роман всегда был внимательным, мягким, отзывчивым. По университету он ходил обычно неторопливо. Слегка сутулясь, прищурив глаза, внимательно смотрел по сторонам. Увидев знакомого, улыбался, кивал, подходил поговорить. Нельзя было пройти мимо и не заметить этого молодого человека.
Сегодня многие увлекаются восточной философией, культурой, искусством.
Нахватаются понемногу то здесь, то там – и довольны. Роман изучал культуру Востока многие годы. Хорошо знал религии, древние мифы и верования людей. Цитировал, переводил древних философов, писал стихи о Востоке и в «восточном стиле». Переводил с санскрита…
Иногда Рома давал мне читать книги о Востоке. Но интереснее было слушать его самого: Ромины рассказы о сущности той или иной восточной философии или религии были всегда куда более живы и понятнее, чем в любой книге. Он говорил, как знал и чувствовал сам, но никогда не навязывал свое мнение.
Роман очень любил поэзию, умел понять ее, передать в стихотворениях свои мысли и чувства. Ему нравились Блок, Гумилев, Цветаева, но особенно любил поэзию Максимилиана Волошина. Из иностранных поэтов предпочтение отдавал Робиндранату Тагору. С Романом познакомилась я, когда впервые пришла в студию «АЗ», где он занимался уже достаточно длительное время. А я, напротив, мало понимала, о чем многие говорят. Помню, Рома читал тогда свое стихотворение «Принцесса моя». Сергей Евгеньевич Бирюков предложил всем высказать свое мнение, в том числе и мне, хотя я была новым человеком. У меня в голове тогда была сплошная каша от моря информации и впечатлений. «Мне трудно судить, – сказала я, – но читал он превосходно». Перечитывая сейчас это стихотворение, я вижу всю его красоту и мудрость.
А вот голос у Ромы действительно был особенный: спокойный, мягкий, очень глубокий. Пишу эти строки, а в голове звучит он и та особая, Ромкина, интонация, с которой он всегда читал стихотворение «Принцесса моя».
Лишь один раз в жизни я забыла слова родного языка и смогла выдать только нечленораздельные звуки. Когда посреди библиотеки мне сказали, что Ромы больше нет. Поверить и осознать это было тем более трудно, что в молодости думаешь, что ты и твои друзья почти бессмертны, вечны.
Есть стихи, через которые Рома говорил с людьми о Добре и Истине, есть те, кто любит его творчество. И пока есть мы, его друзья, помнящие о нем, Человеке и Поэте, значит – он жив.
Ольга СПЕРАНСКАЯ,
аспирантка кафедры общего языкознания.
На снимке: Роман Минаев (четвертый слева).
Поэзия
Сергей ЛЕВИН
Как Александр Селькирк потерян и заброшен
на острове чужом меж скал и дикарей,
варю простейший суп из дюжины горошин,
мечтая протянуть еще с десяток дней.
Глаза мои сухи, ладони от мозолей
покрылись коркой и похожи на кору,
истёрт материал последнего камзола.
Коль не сойду с ума, то, стало быть, умру.
Взывал я к небесам и дьяволу молился,
слагал костры огнем до вычурных небес,
патлатой головой о камни рьяно бился,
чтоб убедить себя, что жив, что не исчез.
Но боль – моя сестра – доказывала точно,
что остров – не мираж, а я – не морфинист.
Пустых иллюзий я, пронизывая толщу,
то поднимался вверх, то быстро падал вниз.
И только лишь любовь мне подавала руку,
когда, зависнув меж огнем и шапкой льдов,
я матерился, выл, скулил, сипел и хрюкал,
надломлен и разбит, на суицид готов.
Хватаясь за ладонь воспоминаний нежных,
держась за прошлых лет капроновую нить,
я возрождался из лишенного надежды
в упорного бойца, желающего жить.
Я каждый Божий день жду подлинного чуда –
должна же подойти к концу чреда утрат!
Сквозь океанских волн плато смотреть я буду:
вот-вот возникнет там непризрачный фрегат.
* * *
Наталья КОНОПКИНА
Не коси крестом,
Не крести серпом,
Что ты можешь сказать,
Что ты знаешь о том,
Как не стыть,
Не гореть,
А соломкой тлеть,
Как разменивать век
золото на медь.
Не грози хлыстом,
Не хлещи перстом,
Я долги отдал
Да еще с лишком,
Ох, не верю,
Не жду,
А горюю беду,
Да на Страшный суд
босиком иду.
Не топи землей,
Не пыли водой,
Я Отцу да Христу
По судьбе – изгой,
Не овца,
Не козел,
А себе сторона,
Мне, что этот, что тот –
один свет – тюрьма.
Не стращай стыдом,
Не кори судом,
Я себя по душе
Изморил постом,
Я не свет,
Не тьма,
А на небе звезда.
Да вокруг меня
разлилась пустота.
Не руби числом,
Не тревожь листом,
Я стихи свои
Отправляю в стон.
Не святой,
Не дурак,
А по миру беглец
Надо мной из туч
грозовой венец.
В нашем цеху
ОТ «ПИГМАЛИОНА» К «АЛЕФУ»
От «Пигмалиона», литературного приложения к газете ‘Университетские вести», остались лишь следы. На его месте (или где-то совсем рядом) возник «Алеф» – издание содружества «АЗ». (Уже не студия, а именно: объединение, основанное на дружбе, на общности интересов).
Если аз – старинное название русской буквы «а», то алеф – это тоже первая буква, но только в алфавите священного языка. («Алеф – символ трансфинитных множество, где целое – не больше, чем какая-либо из частей»).
По замыслу выпускающего редактора газеты Геннадия Минаева, «Алеф» не будет замыкаться исключительно на стихах. Проза, критика, хроника текущих литературных событий также найдут свое место на страницах газеты. Ее издание, по словам архивариуса «АЗа» Ольги Сперанской, олицетворяет собой новый виток в развитии студии. То, что она переросла в содружество, красноречиво говорит об этом.
«Алеф», в отличие от других нормальных газет, вышел в свет под номером ноль. Что это значит? Пробный выпуск – да; таким образом отмечен старт – место, откуда начинается «Алеф» – тоже да. Еще этим знаком подчеркнуты нетрадиционность литературного творчества и нестандартность его формы и содержания.
Зачастую отсутствие в опубликованных стихотворениях метафор, знаков препинания, рифмы и даже ритма — характерные признаки такого рода поэзии, так называемой зауми. Это слово С. Ожегов и Н. Шведова определяют как нечто бессмысленное, непонятное.
Но если это не так, если эти стихотворения не лишены смысла, то «великий, могучий и свободный», как сейчас принято говорить, отдыхает… По меньшей мере, так велит думать нулевой выпуск газеты литературного содружества «АЗ».
Алексей ИШИН.