В. Руделев. «Тысячу раз опошляет Иродиадой…»

Комсомольское знамя. – 1990. – сентября (№ 113-116).

«ТЫСЯЧУ РАЗ ОПОШЛЯЕТ ИРОДИАДОЙ…»

Поэму «Облако я штанах» Владимира Маяковского нельзя назвать слишком прозрачной в смысле образной ткани и символических фигур. Вот, попробуйте, например, разобраться в строфе:

«Кровью сердца дорогу радую,
липнет цветами у лыли кителя.
Тысячу раз опляшет Иродиадою
солнце землю – голову Крестителя»,

Конечно, можно догадаться, что после слое возлюбленной Поэта Марии; «Знаете – я выхожу замуж», – последнему ничего не остается, как «радовать кровью сердца дорогу», т, е, броситься в путешествие, успокаивая раненое сердце. Можно даже представить, что Поэт, утомившись, упал где-нибудь неподалеку от той же дороги, и вот она «липнет цветами у пыли кителя».

Хорошо бы теперь разобраться, почему «у пыли кителя» Открываем старый русский словарь: «китель» – «холщевой, парусинный летний солдатский сертук или казакин», Значит, Поэт – не просто влюбленный человек, это человек военный, солдат (поэма писалась в 1915 году), побывавший в окопах: он – в кителе, т.е. в «парусиновом солдатском сертуке». Тем более жестока безжалостная Мария (резкая, как «нате!»).

Но и «нате!» – еще не все, Декадентское начало XX веке в России и Европе отличалось повышенным интересом к евангельским текстам, особенно – к сюжету, связанному с усекновением главы Иоанна Крестителя. Впрочем, разработка этого сюжета началась еще раньше: Гюстав Флобер, Оскар Уайльд. Ну, а потом – Блок:

«В тени дворцовой галереи,
Чуть озаренная луной,
Таясь, проходит Саломея
С моей кровавой головой»
(1909 г.).

Как видим, в поисках более энергичных, чем «нате!», характеристик для вероломной Марии, Маяковский обращается к уже известной читателям метафоре. Но почему у Блока – Саломея, а у Маяковского – Иродиада?

Дело в том, что согласно евангельскому тексту (от Матфея, 14: 6-12) перед царем Иродом, обезглавившим Иоанна Предтечу, танцевала («плясала») все-таки не Иродиада, а «дочь Иродиадина» (имя ее – Саломея). Сама Иродиада на пиру, устроенном тетрархом Иудеи Иродом Антипой в честь своего собственного дня рождения, не плясала: ее чары явно иссякли, Антипа любил в бывшей жене своего родного брата Филиппа только дивное прошлое, и оно, сталкиваясь с отвратительным настоящим, отравленное мыслями о том, какими страшными действиями добился Ирод своего счастья, переставало быть дивным. Антипа Ирод много пил, чувствуя приближение смерти. Флобер описывает тетрарха безжалостно: «румяна покрывали его щеки, борода раскинулась веером, венец из драгоценных камней сжимал волосы, посыпанные пудрой лазоревого цвета…»

А Иродиадэ была еще молода и эффектна («Ассирийская митра, прикрепленная к подбородку, опускалась ей на лоб. Перекрученные кудри рассыпались вдоль пурпурного пэплума, прорезанного во всю длину рукавов…»). Но ее песня была спета. Власть уходила из-под ног. А тут еще этот пророк – вроде «Илии», этот космический пришелец, этот ангел, питающийся акридами и диким медом, Иродиада ненавидела даже имя Иоанна Крестителя, а он обличал и ее, и ее нового мужа, а прежний, между тем, был еще жив! (о! это был большой грех – покидать живого супруга, да еще и дочь у него отнимать и готовить ее, кстати, в любовницы сладострастному Антипе). В мечтах царицы было только одно – голова Предтечи на золотом блюде. Но Ирод боялся гнева народного и не решался на казнь Иоанна, держа его в подвале на цепи.

Иродиада решается на отчаянный шаг. Она выпускает свою пятнадцатилетнюю дочь Саломею танцевать на пиру у царя. Увидев девочку, Ирод чуть не сошел с ума; ему представилась юная Иродиада, которую он любил без памяти, ради которой стал великим грешником.

Девочка Саломея танцевала перед Иродом, и царь изнемогал от сладострастья: «Ко мне! Приди!.. Я дам тебе Капернаум, долину Тивериады, все мои крепости, половину моего царства…» Саломея картаво произносит малоизвестное имя. «Я хочу, – сказала она, отказавшись от золотого дворца и полцарства, – голову Иоанна».

Видимо, Маяковского, в отлично от довольствовавшегося абстрактной Дамой Блока, не могла устроить картавая девочка Саломея. Его Мария была искушенной а любви женщиной. Подобием Марии была именно Иродиада, Ну, а; как же танец вокруг головы Крестителя? Нельзя же отказаться от такого эффектного материала! Маяковский идет на сознательную путаницу имени Иродиады и евангельского выражения «дочь Иродиадина». Поскольку к Марии у Поэта двойное чувство: и любовь, и ненависть одновременно, то и мать Саломеи у него больше сиятельна, чем вероломна, она – Солнце, а сам Поэт, точнее – его отрубленная голова, – земля.

Мне хотелось бы рассказать о судьбе евангельских героев, имена которых упомянуты в моей статье. Девочка Саломея была наказана за то, что стала орудием в руках своей властной матери, очень жестоко. Проходя через замерзший ручей, она неожиданно провалилась, ушла под лед – и он тот час сомкнулся, вокруг ее горла; голова Саломеи оторвалась и покатилась по ледяной дорожке… Антипа Ирод тяжело заболел, заживо сгнил – изнутри и снаружи. Перед смертью он совершил еще одно преступление. Боясь, что по кончине о нем мало кто взгрустнет, царь Ирод снова устроил пир и пригласил на него лучших людей Иудеи. Во время пира асе они были истреблены – плач и стон в Иудее слышались не один день.

В. РУДЕЛЕВ,
доктор филологических наук,
профессор.