Александр Федулов. Русские и евреи — Студия «АЗ» / Академия Зауми

Александр Федулов. Русские и евреи

Город на Цне. – 1999. – 10 февраля.

Статья тамбовского литератора Николая Наседкина «Еврейский вопрос – вопрос для умных», опубликованная в «Городе на Цне» от 13 января 1999 года, вызвала у наших читателей реакцию бурную и неоднозначную. Были письма – к ним мы, возможно, еще вернемся в наших обзорах, и статьи – их мы сегодня публикуем – члена тамбовского «Мемориала», доцента ТГУ Марка Аевенштейна и Александра Федулова, чьи стихи не раз появлялись на страницах нашей газеты. Тема пока не закрыта.

Александр ФЕДУЛОВ

РУССКИЕ И ЕВРЕИ

ИСТОРИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ НА ПРИМЕРЕ ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОГО СЕЛА

Сразу о главном – среди жителей села ни одной еврейской семьи.

Но должен огорчить приверженцев Ф.М. Достоевского – пили и пьют до последней капли. Лес вырубили до последней палки. И не корысти ради – на топку. О евреях здесь и не слыхали и не знают, кто это такие. Слово «жид» употребляется. Это синоним воробья, как и словечко «чиляк». Тому есть объяснение. Когда распяли Христа (о Христе слышали), то голубка заплакала, а воробей зачирикал. Голубка – «умер-умер», воробей – «жив-жив».

«Постойте, – скажут мне, – это ничего, что в вашем углу не было «жидов-эксплуататоров», А кто вас довел до жизни такой? Кто был в правителях?!»

О-о, кто только не был! С кого начать? С князей? С перемены идолов, т.е. с крещения Руси? Которое облегчало торговые отношения с западными соседями. «… На том миру аж бы мир тверд был. Так было князю любо и рижанам всем, всему латинскому языку» (из торгового договора князя смоленского с Ригой и Готским берегом).

Далековато. С мифа о «татарском иге»? Нет, пожалуй… Вот хотел начать с Соборного уложения 1649 года, по которому за основной массой населения страны закреплялось де факто – рабы, но получается, что до этого все были свободными. Нет, уже в X веке работорговство своей челядью составляло основную статью доходов русских купцов. Об этом и в «Русской правде», крупнейшем юридическом памятнике Древней Руси, расписано.

Об этом иге надо бы говорить. О его корнях и его последствиях. Вот вопрос вопросов. Не здесь ли все завязано? Какова психология раба? Может ли раб стать свободным? Не в материальном отношении, а по сути? Достаточно ли для этого проскандировать: «Мы не ра-бы! Ра-бы не мы!»? И здесь евреи? Неприлично взрослому человеку кричать соседу: «Это ты виноват, что моя жизнь не сложилась! Это ты меня споил!» И т.д. Дееспособен – отвечай.

Чехов по капле выдавливал из себя раба. Долго. Может, сделать переливание?

«… Эти идеи (политические и нравственные. – А.Ф.), развиваясь, составили политический и нравственный запас, которым доселе живет европейское общество; каждая западно-европейская национальность сделала свой вклад в этот запас. Он был целиком заимствован русскими умами, как заимствуется и теперь; но он чужд им, потому что мы в него не делаем никакого вклада, он достался нам по хронологической случайности: когда он вырабатывался, мы подвернулись со стороны со своею любознательностью». Так считал Ключевский. Наверное, в этом есть зерно. Делать себя надо самим.

Вот только определиться – как жить хотим. В ногу с миром, пользуясь всеми теми благами, »которое выработало человечество» (Ленин)? Тогда – одна модель. И под нее надо строить определенного человека. Задача, решение которой возможно только при всеобщем желании и при наличии хоть каких-то задатков

это желание осуществить.

Слишком долгий период рабства. Да еще увенчанный таким великим «селекционером», как Сталин. Остались ли в нашей генетической памяти хоть какие-нибудь завалящие семена свободного человека?

Что такое для меня свободный человек, из каких кубиков он складывается? Прежде всего – чувство собственного достоинства. Я говорю не о маске, не о платье короля. Я говорю об основе всей жизни – о взаимоотношениях с окружающим миром, с Богом и с самим собой. В нас же тыщу лет воспитывали гордость да смирение, что паче гордости. При чем здесь евреи? А ни при чем.

Я хотел поведать вам историю своего села и наглядно проиллюстрировать, что ни при чем. Да разве расскажешь в двух строках! Отвлекитесь от Достоевского, которого больше интересовали идеи, чем конкретный человек в своей конкретной обстановке (за редким исключением). Почитайте Успенского, Решетникова, Лескова, Романова (особенно последних двух). Лет 15 назад, отвечая на анкету одного столичного журнала, я говорил о пользе такого чтения и сейчас повторю – почитайте. Тогда мне не придется пускаться в эмоциональные подробности. Достаточно будет перечислить факты.

А факты такие. 1861-1880-е – ликвидация крепостного права. Во главе государства – царь и кабинет министров. В селе идет расслоение на крепких и слабых. Объективные причины – количество мужчин в семье. Субъективные – лень и трудолюбие. (Хворость выношу за скобки, от болезней не застрахован никто.)

Война. 1917 – февральская революция, октябрьский переворот. Рабочим обещаны заводы и фабрики, кухаркам – государство, крестьянам – земля. (В скобках повторю – человек вменяемый сам в ответе за свои поступки.)

Гражданская война, смута. Горят барские усадьбы. Правда, не везде. В нашей – сожгли. Кирпичный заводик разрушили. В темное время на дорогах шалили. Не банды еще – крестьяне. Между делом («Агроном» В. Шишкова). Но это не обретение нового времени. Об этом еще Чехов писал.

Продразверстка, антоновщина. Романтика, не дай Бог!

Коллективизация. Одних – в Сибирь, других – в колхозы. В новую барщину – советскую. Отобранное разобрали по кирпичику, чтобы на всех хватило. Как жили? Гнули спину все меньше, воровали больше. Хоть и поется, что все вокруг мое, но для мужика «мое» – это то, что в кармане, в собственном погребе, в собственном хлеву.

В чем жили? Домишки, крытые соломой, дырявые плетни. Возле жилья и везде, где возможно, рядками сушится навоз – на топку. (Эта картина сохранялась до середины 60-х годов.) У многих полы земляные, окна на уровне земли, темно, потолок – я подростком доставал ладонью. Печка, рядом телок либо овца с ягнятами, куры порхают. (Это не Гоголь, это столетие спустя.) Плата в колхозе – палочка, трудодень. Паспортов нет. Отлучиться можно только с разрешения председателя. (Это положение не распространяется на окончивших школу. Молодежь уезжает в город и не возвращается.) Развлечения? Посиделки, пьянство, мордобой. Привозят «Волгу-Волгу», а потом по мере появления и все прочее.

Евреев по-прежнему и близко нет. Во главе государства – партия и правительство.

Колхоз. Несколько деревень. Одна главная – 8 км, через речку еще три и много маленьких – в несколько дворов – по овражкам. В МТС четыре трактора на три колхоза.

50-е. Умер Сталин, о необходимости чего так долго мечтали уцелевшие большевики. Маленков скостил наполовину продналог. (Каждый двор помимо работы в колхозе должен был сдавать государству масло, яйки, шерсть, молоко.)

В колхозе несколько отделений. На полях весь набор зерновых и свекла. Три стада коров, телятник, свинарник, овчарня, три конюшни. Все имеется, но колхоз всегда в должниках. Уже появились самоходные комбайны, но продолжают пользоваться конной косилкой (до 1962 г.).

Как жили? Да все так же – соломенные крыши, рядками навоз. Во второй половине 50-х намечается некоторое оживление в деревенском строительстве (я, конечно, имею в виду основную массу, а не руководство, которое жило в пример остальным так, как надо).

Евреев не прибавилось. Во главе государства Хрущев. Пришло время кукурузы. У колхозников стали отрезать землю под самый порожек, чтобы они «лучшее» работали в колхозе и поменьше отвлекались на собственное хозяйство.

Развлечения, досуг? Клуб, оборудованный в бывшем кулацком сараюшке, лет 30 числился аварийным (снесен в конце 70-х).

1961 год. Колхоз стал совхозом. Появились деньги и паспорта. Построили новую школу – 8-летка. Дом в 7 комнат, 6 – под классы и учительская. (До этого размещались в отобранном у кулака доме.) Школьников – до 250. Посадили сад – яблони, слива, вишни. Парк разбили – именные тополя, березы.

Да, забыл о магазине. Какое же село без магазина! Эта культурная точка располагалась в реквизированном у кулака доме. Магазин я запомнил навсегда, особенно его запах – запах пряников и селедки. В мои домашние обязанности входило стояние за хлебом. Очередь занималась утром рано. Можно было отлучаться на игры, убегать на речку. Только чтоб хлеб не прозевать. Но его обычно привозили к вечеру. Случалась маленькая «ходынка» – «а я первая!» – «а я первее!» Могли и придушить впотьмах, если голос вовремя не подать. «Ребенка задавите, окаянные!»– «Гдей-та? гдей-та?» – «Да чей это?» – «Тебе сколько? А? (Это не про возраст, а про количество буханок.) – «Сколько их в семье-то?» (Хлеб продавали на едоков, а не кто сколько хотел.)

Были и другие очереди: за мукой, за мылом, за керосином и пр. Мебель, одежду, бытовую технику везли из Москвы.

Лето 64-го года. Перед магазином на кузове машины отплясывают доярки. Забористые частушки с картинками про Никиту и кукурузу. «Рыбачком» (пред, рабочего комитета) улыбается в отдалении.

Осень 64-го. Сняли Хрущева. По деревне тянут электричество. 1964 год! Гагарин уже слетал в космос. На дворе век атома и кибернетики!

Интенсивное строительство. Дома из камня и дерева, крыши шиферные и железные. Первые телевизоры. Новый магазин (старый сломали). В школе еще до 150 учеников. Но молодежь в село не возвращается.

Во главе государства компартия и лично Леонид Ильич Брежнев. Отменен продналог. Совхоз по-прежнему должник, но теперь миллионер. Овец перевели, свиней сократили, в 69-м сгорели конюшни вместе с лошадьми. По овражкам деревеньки исчезли. Люди стали перебираться поближе к цивилизации. На центральной усадьбе построили новый клуб, заложили школу – десятилетку. В соседнем селе открыли «аэропорт» – из Тамбова лет 10 летал «кукурузник». (В конце 70-х керосину стало не хватать:) В бывшем барском саду среди пеньков построили детский садик, года через четыре закрыли за неимением детей. Дорог все нет, все пьют, все воруют. У руля Брежнев.

Середина 80-х. Три заречные деревни опустели полностью. Между нашей деревней и деревней соседнего совхоза – шесть километров пустых домов, с садами и надворными постройками. Хозяева – волки. Школу закрыли, сломали, парк спилили. Фермы ликвидировали – обслуживать некому. На центральной усадьбе еще теплится жизнь. Но и там самому младшему работнику лет 45.

А города неоправданно разбухли, и теперь в них много безработных, общежитий и коммуналок.

Кто во главе страны? После 82 г. (смерть Брежнева) – Черненко, Андропов, Горбачев. Партия – КПСС. Правительство – советское.

Вы спросите… Да нет, вы и так уже поняли, что евреи тут ни при чем. Только опять что-то не сходится. Я все о том слове, которое одних раздражает, а других приятно возбуждает. Вот и Н. Наседкин цитирует великого Достоевского: «Слово «жид», сколько помню, я упоминал всегда для обозначения известной идеи…» И далее Н. Наседкин пишет, словно утешая евреев: «Жидом, по Достоевскому, может быть и русский, и татарин…» Только евреев это вовсе не утешает и на «жида» они обижаются. Почему?

Заглянем в словари. Этимологический словарь русского языка М. Фасмера: «Жид… (уничижительное, обычно еврей) …Заимствовано через балкано-романские языки из итальянского giudeo «еврей», латинского judqeus» Словарь древнерусского языка: «Жи-довство – иудейская религия…» «Жидовствовать – следовать иудейским взглядам и обычаям…»

Как видим, семантика весьма широка. Ругательство (а именно так воспринимают это слово евреи) пришло, вернее, принесено христианскими миссионерами в качестве прививки против «конкурентов». Проблема «отцов» и «детей». Ведь у христианства с иудаизмом общие корни.

Насколько слово «жид» подменило собой «еврей», можно судить по букварю Бурцева. В 1634 году он вынужден пояснить детишкам: «…еврейская,., сиречь жидовская…»

Нравственно ли за словом, имеющим негативный оттенок, за словом, несущим в себе искаженное имя народа, закреплять значение термина, хотя бы и ради великой «идеи». Одно дело словарь, где определяются и закрепляются языковые тенденции, и другое дело – публицистика.

Слово, напечатанное или брошенное в толпу с трибуны, не равно слову, сказанному наедине Иваном Ивановичем Ивану Никифоровичу. И Макашов хорошо это понимает, когда поднимает бокал за то, «чтоб все вы сдохли» (журналисты. – А.Ф.). Вовсе не так прост генерал. Он знает, чего хочет. И понимает, что говорит. Он дееспособен. Ну а мы, дееспособны ли мы – все те, кто внизу, под трибунами?

Безоговорочно прав Наседкин, призывая «относиться к национальным вопросам умно и рассудительно». Воля нужна общества и прежде всего тех, кто формирует умы. Я говорю о философах, писателях, об интеллигенции.

В 1890 году В.С. Соловьев писал: «Вот почему уже из одного чувства национального самосохранения следует решительно осудить анти семитическое движение не только как безнравственное по существу, но и как крайне опасное для будущности России».

Цитата из статьи, к печатанию в России не допущенной. Достоевский печатался, высказываясь по данному вопросу, весьма широко. Такова была политика властей. Да, погромы еврейские были, ограничение на жительство и занятие госдолжностей было, но антисемитизма, по убеждению правительства, не было. Вероятно, доводы Соловьева, Короленко, Толстого и др. оказались не ко двору. А потом был 17-й год.

Каждый сам в себе несет и «преступление», и «наказание». Так, может, все-таки остановимся и казнокрада назовем казнокрадом, мошенника – мошенником, демагога – демагогом, а не «жидом»? Оставим его истории. Хватит посыпать соседа бранью, пора и свою буйну головушку усыпать пеплом.

«…может, оставим его («еврейский вопрос». – А. Ф.) в покое вовсе? Во-первых, и других проблем в России более чем достаточно…» – пишет Н. Наседкин.

В самую точку! Вот и причина вытаскивания «вопроса». Не было б проблем, не возникали бы дымовой завесой разные «вопросы». Прием-то истаскан, как старый анекдот. Но действует, вот что печально. Есть такая способность у всего старого через определенные сроки выглядеть свежо и убедительно.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.