Сын Бурлюка, поклонник Клио
Экспресс-репортер. – 1996. – 2 мая (№ 18).
СЫН БУРЛЮКА, ПОКЛОННИК КЛИО
Знаменитому тамбовскому коллекционеру Николаю Никифорову без малого восемьдесят лет, но в общении, в восприятии перемен и даже на подъем он легок, как в бурные времена своей молодости. И так же, как тогда, всеми помыслами и деяниями служит бессмертный Клио. Покровительница истории изображается с грифелем и папирусным свитком в руках или с шкатулкой для хранения свитков. Будучи во власти-образа избранной им музы, Никифоров собирает и сберегает рукописи – из числа тех, которые не горят. Эту часть его собрания редкостей дополняют произведения искусства, предметы быта, личные вещи известных людей. Никифоров называет себя краелюбом, в родном городе слывет чудаком, а в масштабе человеческой цивилизации подобные ему люди как «тени в раю», по выражению Чернышевского.
Долгое время Никифоров состоял в переписке с Давидом Бурлюком, для которого Тамбов был городом детства. «Дорогой сын Коля», – обращался к нему поэт в письмах, а по приезде в Москву в 1956 году придал делу законный вид. На память об усыновлении у Никифорова остались часть архива отца русского футуризма, несколько его картин, книга, а также «домашнее» прозвище НАН (данное Бурлюком), образованное от его инициалов.
Благодаря Николаю Никифорову со страниц отечественной истории не сотрутся события и факты, выходящие за рамки губернской хроники. Владея даром рассказчика, он создает настоящие художественные миниатюры, представляя каждую из двух десятков тысяч своих реликвий. Например, перстни Сергея и Марии Волконских, сделанные из кандалов, или шаляпинский рубин работы ювелира царского двора Романа Фишера.
В Тамбове всякий знает, что в доме Никифорова ничего не продают и не меняют. О нем самом и его коллекции молва сложила легенды, так же, как и о тех, кого знал и с кем был дружен коллекционер, – Утесове, Андроникове, Симонове. «Когда бываю в гостях, за чаем стараюсь рассказать что-то интересное, в ответ непременно услышу не менее любопытное», – говорит Никифоров. К сожалению, воспоминания живых свидетелей эпохи – самый тленный исторический материал, который не в силах уберечь ни один хранитель.