В.Г. Руделев. Об иерархических отношениях в системе частей речи русского языка
Вестник ТГУ (Гуманитарные науки). – 1999. – Выпуск 2.
ОБ ИЕРАРХИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ В СИСТЕМЕ ЧАСТЕЙ РЕЧИ РУССКОГО ЯЗЫКА
(по поводу статьи АЛ. Шарандина, опубликованной в «Вестнике Тамбовского университета» [1])
В.Г. Руделев
Rudelev V.G. On the hierarchical relations within the system of parts of speech ill tlie Russian language. The author reflects with regard to the article written by A.L. Sharandin and published by «Tambov I Bulletin,» 1998, Issue 1.
В этой статье А.Л. Шарандин дает высокую оценку нашей научной деятельности и, в частности, динамической теории частей речи русского языка, разработанной нами и представленной в одной из статей [2]. А.Л. Шарандин считает, однако, возможным, не отвергнув этой теории и даже не рассмотрев ее по существу, представить свою собственную теорию частей речи, сославшись на иные постулаты. Как мы убедились, внимательно прочитав новую работу А.Л. Шарандина, дело здесь вовсе не в новых постулатах.
А.Л. Шарандин констатирует невозможность освободить лингвистическую теорию от понятия «части речи» (с. 21), правда, он говорит не о лингвистической теории вообще, а только о грамматике и даже о морфологии (этот архаический и неясный термин заимствован им из «Русской грамматики» [3], в которой упомянутая только что морфология определена как «часть грамматического строя языка, которая объединяет грамматические классы слов (части речи), принадлежащие этим классам грамматические (морфологические) категории и формы слов».
Передав теорию частей речи морфологии, А.Л. Шарандин совершает резкое движение назад – к Ф.Ф. Фортунатову и его формальной частеречной теории, благополучно преодоленной Тамбовской лингвистической школой еще в 70-е гг. ([4]; ср.: [5; 6]). Но он оставляет резервное пространство для отступления, констатируя «многоаспектность» изучения частей речи (с. 21) и, следовательно, различные семантические основания (постулаты) частеречной теории; не ясно лишь, каких, в конце концов, постулатов придерживается сам А.Л. Шарандин. Заметим, однако, что если части речи понимаются как семантнко-грамматические классы слов, то их вмещение в морфологию более чем странно: речь может идти не о морфологии, а об общей теории слова, в которой морфология – только небольшой раздел (или аспект?). Впрочем, таких странностей в современной лингвистической науке немало! Но это не значит, что число таковых нужно увеличивать, скорее – речь может идти об обратном, и А.Л. Шарандин совершает еще одно чрезвычайно легкое движение: он вообще уходит от споров о части речи как о классе слов; его даже и определение такого конструкта, как слово, оказывается, не интересует. Все внимание исследователя сосредоточено на «изучении частей речи как иерархической системы». Говорится о семантическом и грамматическом «весе» части речи (здесь усматривается совершенно явное обращение к динамической теории частей речи, и даже ссылка на соответствующие работы имеется: [2]). И все же определения части речи не дается, а способы выявления «веса» не описываются. Зато констатируется отличие языка человека от коммуникативных систем у животных: у последних нет системы частей речи, своего рода «семантического шифра», который обеспечивает «функционирование высказываний, заполненных знаками (словами)» Отсутствие таковых высказываний – «это показатель нечленимых, элементарных коммуникативных сигналов».
Понятие семантического шифра было запущено в обиход в рамках Тамбовской лингвистической школы ([7]), и это А.Л. Шарандин должен был бы отметить, но он не совершил столь обязательной процедуры, видимо, опасаясь какого-либо возврата к оставленной им динамической теории частей речи. Нам, правда, не вполне понятно абсолютное отрицание «семантического шифра» в языках животных (например, кнтов или дельфинов); гораздо убедительнее звучат рассуждения А.Л. Шарандина насчет аморфности междометных фраз и заполненности частями речи расчлененной речи; в источниках, откуда заимствует А.Л. Шарандин идею противопоставленности двух типов речи ([8]) – вплоть до примеров («Вот тебе, бабушка, и Юрьев день»), предложения, противопоставленные междометным как маркированные, называются словесными. А.Л. Шарандина термин «словесные» абсолютно не устраивает (далее будет совершенно ясно – почему!).
Итак, описание русских частей речи А.Л. Шарандин начинает не со спекулятивных рассуждений о словах, типах слов и частях речи как каких-либо классов слов, а самих типов речи. Я вижу в этом продуктивное начало, говорящее о примате учения о предложении над учением о слове (говоря традиционным языком, синтаксиса над лексикологией). Однако я даже представить не могу, как синтаксические фигуры и их структурные элементы можно совмещать в классификации с тем, что наполняет эти фигуры, то есть со словами (или значимыми, самостоятельными, логическими, членами предложения). Между тем А.Л. Шарандин именно так и поступает. Хорошо понимая, что слова не составляют предложение, а только наполняют его (с. 22), он подвергает классификации классы и сегменты, нарушая основные правила логических построений. Классификационное («порфириево») дерево у А.Л. Шарандина – одновременно и классификация, и модель разделения класса на сегменты; в действительности в нем просто объединены две разноуровневые классификации (это равносильно тому, что классификации были бы подвергнуты вагоны поезда, идущего из Тамбова в Москву, и одновременно пассажиры, заполнившие эти вагоны).
Противопоставляя самостоятельные части речи несамостоятельным (признак № 2), А.Л. Шарандин как будто бы прочно встает на логические рельсы, и здесь у него мощная союзница – вся традиционная русская грамматика, которая всегда полагала, что предложение состоит из слов (тех же частей речи), знаменательных и служебных. Но сам А.Л. Шарандин (с. 22) признает тезис о «населенности» предложения частями речи, о том, что расчлененная речь, в отличие от нерасчлененной, содержит части речи, а не состоит из них. В этом случае необходимо указать на материальные элементы самой речи (союзы, частицы и проч.). Включать в одну классификационную модель знаменательные (самостоятельные) части речи и служебные конструкции предложения – все равно, что классифицировать конструктивные детали вагонов и тех же пассажиров, едущих в поезде. Такое «порфириево дерево» – еще больший логический провал, нежели то, что мы отмечали в предыдущем случае, когда классифицировались типы речи и одновременно сегменты (точнее – наполнители) одного из типов!
Я прошу прощения за художественные приемы, применяемые мною в дискуссии с А.Л. Шарандиным, моим любимым и преданным учеником, всегда имевшим самостоятельные суждения, особенно мне дорогие. Но я не могу не отметить ошибок в его рассуждениях о частях речи. А.Л. Шарандин может мне даже возразить: «Не я один, вся традиционная русская лингвистика так утверждает!» Но если действительные части речи (слова) нельзя ставить в один ранг с конструктивными деталями предложения (речи), то тем более нельзя ставить в один ранг со словами их конструктивные детали (например, предлоги). Форма слова «стол» «на столе» столь же значима, что и все остальные формы этого слова. На каком же основании в этой форме находят два слова и, следовательно, две части речи (два частеречных сегмента)? Неужели только потому, что между «на» и «столе» можно что-нибудь вставить? Откуда этот вовсе не обязательный постулат о слове («постулат о непроницаемости слова»). Справедливости ради надо сказать, что А.Л. Шарандин не называет предлоги (как и союзы, даже частицы) словами, он называет их несловесными частями речи, в отличие от связок. Но это не устраняет логических погрешностей, поскольку в данном случае снова в одном ранге оказываются целые сущности и их конструктивные части. При этом совершенно не раскрыт смысл связки и не объяснено, почему предлоги включены в классификацию, а их функциональные подобия – флексии – в классификационной модели не упоминаются.
Начиная с 4-го классификационного признака («номинативность»), А.Л. Шарандин как будто бы забывает о своей оппозитивности по отношению к динамической теории частей речи и вполне логично разделяет самостоятельные части речи на знаки и дейксисы. К числу неномннативных частей речи, впрочем, он относит еще и числительные. Все бы это было красиво и стройно, если бы дейктические слова не повторяли в семантике и грамматике то, что наблюдается в знаках, то есть дейксис составляет не часть речи, а части речи, не класс слов, а классы слов, кроме того, в местоимениях больше служебного, организующего фразу материала, нежели того, что говорило бы об автономии и частеречности [9-11]. Местоимение, как и числительное. — не класс слов, а надкласс. Классификационная таблица А.Л. Шарандина с учетом всего, что в ней представлено по признакам №№ 1-3, должна бы превратиться из плоскостной (одномерной) по крайней мере в двухмерную, стереометрическую. Но это еще не все: А.Л. Шарандин не учитывает символических частей речи (собственных слов). Неужели он полагает, что это обычные знаки?
*
Дальнейшее прочтение статьи А.Л. Шарандина приводит к выводу, что упомянутый автор старается больше закрыть, чем открыть. Совершенно правильное рассуждение о качественно-предикативном слове («качественном прилагательном»), которое заимствовано им из работ Н.В. Сафоновой (= Челюбеевой) [12], А.Л. Шарандин вырывает из системы аналогичных рассуждений об адъективных формах различных частей речи русского языка (адъективных формах субстантива, глагола, наречия и так далее); без каких-либо оснований он обходит теорию мимикрических форм, возвращая частеречную теорию к ее первобытному состоянию, когда формы слова еще не умели отличать от подлинных слов (и даже множественное число субстантива считали отдельным словом!); А.Л. Шарандину остается сделать еще один шаг назад и провозгласить актуальной теорию переходности – самое механистичное, что только было в русистике. Этот шаг был бы вполне оправдан: он бы избавил новую концепцию частей речи А.Л. Шарандина от эклектизма и слишком архаического звучания. Но он все равно так или иначе предложил бы А.Л. Шарандину сделать оценку продуктивной теории мимикрических форм (и не только адъективных, но и наречных). Впрочем, сейчас стало модно замалчивать некоторые факты и лишь через некоторое время их подавать как абсолютно новые открытия или то, что уже было в работах XVIII–XIX веков.
Полагаю, что «РП-5» («ядерность части речи»), который отличает, якобы, глаголы, качественно-предикативные слова и существительные от прилагательных и наречий, на самом деле касается форм слов, а не отдельных лексических сущностей. В этом случае А.Л. Шарандин снова совершает покушение на логические основания теории, причем уж здесь оно абсолютно не оправдано. Я уж не говорю, что «относительные прилагательные», например, имеют больший информационный «вес», чем «ядерные» субстантивы; они производны от «ядерных», а последние оказываются, по Шарандину, маркированными по отношению к первым. Где же здесь объективный критерий определения «веса» и места в системе?
*
Подводя итоги сказанному и оставляя без рассмотрения некоторые второстепенные моменты статьи А.Л. Шарандина, могу отметить лишь одно: новая работа талантливого исследователя не имеет новаторского характера, она отбрасывает науку на уже преодоленные рубежи; она, к тому же, слишком эклектична, но недостаточно снабжена необходимыми данными о состоянии теории частей речи в России и за рубежом. На этой работе – печать спешки и модного в наше время способа дискуссии: замолчать или отвергнуть без детального рассмотрения и оценки.
1. Шарандин А.Л. Иерархические отношения в системе частей речи русского языка // Вести. Тамбов, ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 1998. Вып. 1. С. 20-28.
2. Руделев В.Г. Динамическая теория частей речи русского языка // Там же. Тамбов 1996 Вып. 1. С. 83-89.
3. Русская грамматика: В 2 т. М.. 1980 Т 1 С. 453.
4. Руделев В.Г. Существительное в русском языке. Тамбов, 1979.
5. Русские языковеды: Сб. ст. / Под ред. В.Г. Руделева. Тамбов, 1975.
6. Грамматические классы слов русского языка. Тамбов, 1976.
7. Семасиология и грамматика: Краткие тезисы докл. и сообщ. к науч. конф. языковедов Центр.-Черн. зоны. Тамбов, 1977.
8. Руделев В.Г. Русский язык. Учение о предложении. Тамбов, 1992.
9. Руднева Н.Н. Статус русского местоимения (рассуждения учителя-словесника) // Вести. Тамбов, ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов. 1997. Вып. 4. С. 99-103.
10. Руднева Н.И., Руделев В.Г. Вопросительные дейктические слова и суррогатные вопросы-определители // III Державинские чтения. Филология: Материалы науч. конф. преподавателей и аспирантов (Февр. 1998). Тамбов, 1998. С. 39-40.
11. Руднева Н.И. Статус вопросительных местоимений (На материале драматических произведений Александра Вампилова): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Тамбов, 1998.
12. Челюбеева Н.В. Семантико-грамматические признаки качественно-предикативных слов в говорах Тамбовской области: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Л., 1988.