АРТ-Мастер. – 1995. – № 1.
стр. 2.
СЛОВО, НЕ ВОРОБЕЙ, А КОНФЕРЕНЦИЯ
В Тамбове на базе ТГУ им. Державина прошла международная лингвистическая конференция «Слово», на которой побывали и выступили с докладами ученые-языковеды из России и Ближнего зарубежья. По материалам конференции издан сборник с аналогичным названием, что, безусловно, внесет весомый вклад в развитие отечественной (а может быть, и мировой) науки.
стр. 3.
Бомонд
ЮБИЛЕЙ АКАДЕМИИ ЗАУМИ
Исполняется пять лет Академии Зауми — вольному объединению практиков и теоретиков современного искусства. Основное ядро АЗ сформировалось еще в начале 80-х годов, когда поэт и литературовед Сергей Бирюков образовал при Тамбовском Доме учителя студию «Слово». С тех пор вместе с ним идут Вадим Степанов и Александр Федулов, поддерживают контакты Владимир Мальков и Алексей Неледин. При Академии существует студия, в которой занимаются молодые авторы, в настоящее время это в основном студенты Тамбовского государственного университета. АЗ провела целый ряд значительных мероприятии на городском, российском и международном уровнях. Среди деяний АЗ – участие в работе российско-американского независимого альманаха «Черновик», подготовка второго тома сборника «Забытый авангард», выпуск председателем АЗ С.Бирюковым учебной книги «Зевгма» и томика произведений поэта-палиндромиста Н.И. Ладыгина и многое другое. Новое пятилетие АЗ намерена открыть серией публикаций в российских и зарубежных изданиях.
МЕЖДУ ОГНЕМ И ВОДОЙ – МЕЖДУ БЕЛЫХ И ЧЕРНЫХ ЛИЛИЙ
Труднейшее это дело — поэтическая книга. Пусть не прозвучит это иронической усмешкой нашему запыхавшемуся времени – свойство языка таково: везде подразумевать подтекст. Что ж делать, эзопство, если так можно выразиться, культивировалось так долго и любовно, что пропитало собой саму кровь языка — слова в простоте не скажешь, тотчас смысл иной подмигнет. Да и пусть, не убудет.
Я о другом. О том, что, наконец, состоялось! О первой-за 25 лет творчества большой настоящей авторской книге. Именно о книге, о деле, которое делает поэт. О книге, как едином целом, не просто собрании стихов. О книге-дневнике, книге-романе, где – текст – глава, звено той пушкинской цепи… «Знак бесконечности» свободно и естественно произрос на том обширном поле, где живы Хлебников и Ломоносов, Гуро и бабушка Елизавета Осиповна, Пушкин и Крученых, Малевич. Филонов и многие другие родные и близкие, по общему знаку жизни – любовь, талант, труд. Закономерность этого явления проста — корни, которые питают настоящее творчество, живы, открыты, доступны «для тех, кто понимает и не гонит». Надо иметь лишь добрую волю, заинтересованность, упорство и чуть-чуть от Бога. Некоторые знаки книги (прямо с обложки — фото автора, читающего свои стихи на фоне белой стены и пустого стола) отсылают к творчеству Андрея Тарковского, великого поэта кино, пронзившего свечой то самодовольное зыбучее время — нашу молодость. Этот пустой стол в оголенном пространстве времени, где жаждущей душе скользит под взглядом девочки стакан. В прологе к «Зеркалу», помните, врач говорит: «Я снимаю напряжение. Сосредоточься! Не дословно, но смысл тот, что если хочешь говорить ясно и свободно, легко и отчетливо, не вздрагивая от своего полного голоса и чистой речи, если ты этого страстно хочешь, соберись всем существом, сделай усилие, перешагни страх, перебери сковывающую инерцию обыденности. Эта метафора, обнародованная мастером в 1975 году, многих вдохновила, поддержала в стремлении несмотря ни на что говорить своим голосом. Страстно и вдохновенно ли, тихо и трепетно ли, но своим выстраданным языком. После фильмов Тарковского стыдно было заикаться. Ведь писатель-то своего рода «сталкер». Помните кадр (а у Тарковского нет случайных кадров) – писатель – Солоницын и Сталкер – Кайдановский плечом к плечу, почта спина к спине, словно зеркальный разворот одного лица. Да, писатель, поэт – это сталкер, Сталкер! И зона, куда он вводит своих читателей, требует бережного деликатного обращения. «Отдаю тем, кто понимает и не гонит». Это его жизнь в разных ипостасях, его любовь, мечты, его искания и его мастерство — Зона обретения слуха и голоса, прикосновение к бесконечности посредством знаков, оставленных нам ею… Бездна звезд полна… Собственно, «Знак бесконечности» – это три книги: Неопо знанный голубь», «Рождение Елизаветы» и «Окликание всюду» с милыми рисунками – знаками тож! – Лизы, дочери поэта. Трепетная сдержанность сильных чувств – любовь и боль объединяет эти книги, изящные и стройные. Зараз не перелистнешь, читатель, – веки набухают, и кровь, как полая вода. Каждый стих – годы прожитых жизней. Не только по календарю…
Погодите — головой в прорубь.
Мера точная — нет избытка.
Это – первая строчка – проба.
Эта жизнь – теще только попытка.
Но тяготение к созерцанию и
… невозможная роскошь!
Глядишь, как льдина
повернет
свое ребро изсиневато,
как небо молнией прорвет
и ангел обнаружит вход
крылато –
Тоска о невиденном ушедшем, о том обрыве – вскинуть руки и полететь – в культуре, в традициях, который не залатать. Не ищи, читатель, звонких рифм и убаюкивающих ритмов. Многие стихи сродни молитвам. Открой свое сердце в тишину тревог и надежд, где вскрик птиц и поэтов – лишь от отчаяния услышать свой голос-логос …в пустоте. Высокая культура языка, всегда присущая автору, тончайший лиризм, возникающий, кажется, ниоткуда – из пауз, напряжения фраз, из тяжести значимого слова. И еще – интонация, дыхание неповторимые, присущие только этому мастеру – Сергею Бирюкову. Собственно поэзия – это и есть дыхание, пауза меж звуками. Я не стремился раскрыть механизм построения книги и тем более производить литературоведческий анализ стиха, для этого надо неторопливое специальное исследование и много, много знаний в разных отраслях культуры. Когда-нибудь за этим дело не станет, и какой-нибудь молодой, ищущий проверит алгеброй… А сегодня я хотел просто поделиться впечатлениями и мыслями, которые возникли у меня во время чтения «Знака» и тем, что называется ассоциацией, зная автора лет 40. Но не потому он на полке у меня вместе с Хлебниковым, Мандельштамом, Пастернаком, Белым, Далем и Библией, а по тому самому Гамбургскому счету. Голубь, хоть и не опознанный – хотя, конечно, неопознанный! как же иначе! лишь может быть предчувствуемый – принес весть о новой жизни, о новой земле и были муки, и было страстное рождение и вот он — берег и осторожное касание и окликание — и смутная тревога знаменитых откровений «Андрея Рублева»: ползают по земле ослепленные Мастера и окликают друг друга. Но только так – окликанием, окликанием всюду поддерживается и сохраняется чудо жизни, чудо сказки, огонь вещей, то тонкое пространство (не тоньше ли озонового слоя), которое в своей зеркальности удерживает – все еще несмотря ни на что – лик Бога – разум наших чувств.
ПАМЯТИ Г.П. КУРТОЧКИНОЙ
Галина Петровна Курточкина была воспитателем многих тамбовских филологов, в том числе и автора этих строк. Ее уроки русского 18 века, ее приверженность слову Достоевского, надеюсь, остались в памяти тех, кто слушал странноватый, как бы отрешенный голос. Она читала обычно вслед за Б.Н. Двиняниновым, ее мужем и другом. Это была удивительная пара. Мощный осколок старой русской интеллигенции. Я любил смотреть, как они идут по городу, как входят в концертный зал или в галерею. Вешне очень разные, но удивительно похожие в стремительности, устремленности, и тем единые. Они были частью города. Ведь город – это не только дома, парки, улицы, но и те, кто его населяют. Чем больше красивых в своем устремлении людей, тем привлекательней город… Не стало Бориса Николаевича. И Галина Петровна, отдавшая все силы его выхаживанию, затворилась, почти ушла от мира, разбирала бумаги мужа, передавала их в архив, еще успела порадоваться найденным стихам Б.Н. и тому, что они напечатаны. Болела, сетовала, что не успеет все разобрать. Теперь ее нет. Прощайте. Галина Петровна. Ваше слово остается с теми, кто его слышал.
стр. 4.
АРТ-бар
ЗНАКОМЬТЕСЬ – АЛЕКСАНДР ФЕДУЛОВ.
Родился в 1955 году в деревне Шабловке Инжавинского района Тамбовской области. С 1970 в городе Тамбове. Учительствовал в сельской школе, служил в ВМФ, работал на заводах. Печататься начал в конце 70-х. Публиковался в газетах «Тамбовская правда», «Комсомольское знамя», «Народный учитель», «Пигмалион», «Химмашевец», в журналах «Литературное обозрение». «Кредо», «Неофит», в книге «Зевгма: от маньеризма до постмодернизма». В составе литературной студии «Слово» принимал активное участие пропаганде русских поэтов в школах , в библиотеках, в институтах, в Доме актера, в парке отдыха и на родине Е.Боратынского, везде где представлялась возможность напомнить людям о высоких порывах духа, о красоте родного слова . В настоящее время Александр Федулов постоянный член Академии Зауми, созданной поэтом Сергеем Бирюковым в 1990 году.
КАРТИНКИ СТАРОГО СУНДУКА
Музыки взвинченный лет,
Небо синее – йод –
Узники личных высот.
Скоро в поход,
Скороход.
Вскрикнул охотничий рог.
Лапти хмелеют от лыка,
От неложного рыка
Индифферентного лика –
Ангел трубит? скоморох? …
Немо, ни вскрика… .
.. аки заумь – музыка.
ВЕЧЕРНИЕ РИФМЫ
Это не репа, а сердце –
В ветре дрожащее скерцо,
В сиюминутной сюите
Голубоглазый каприз.
Как завещал нам Парис –
Крадите, ловите, любите
До самых нечаянных тризн.
Это нелепое скерцо –
В лето летящее сердце,
Краснее заката и перца,
Смешнее спадающих риз.
Крадите, любите, ловите
В сиюминутной сюите
До самых нечаянных тризн
Нечаянное наитие –
Это краткий эпитет жизнь.
… по берегам в небрежном отраженьи
усадьбы не моей судьбы
треть солнца сплющенного в блин
тень журавлей средь свиточных равнин
в манере Ци Баи-ши ужели
нигде Калло круги по Шелли
гигантскою петлею сплин
с плеч палача сорвавший плащ
отнюдь не палача совравший плач
ни до ни после все один
и не в груди обугленное жженье
тавровый мой венец
грузило красное свинец
поберегись в своем воображеньи
жилец из банки больше не живец…
Казалось
ритма не прервать
не переврать
но
мечта,
привратница судьбы
из инока творить кино,
из нив – вино,
кому-то мать,
кому-то мат,
хомут,
доска,
затертая до худобы.
тоска
огубленного соска,
отсосанного молока,
великой пустоты,
оскал
погубленного в угле
глаз,
не выроженного суть –
был
и –
пас.
Сопи,
вокзал.
Ласков пропавшие
огни.
Гни рельсы!
Гни по кривой,
гони!
Пока магнит ослаб.
О если бы могли
лукавого осла
вперед себя послать.
О если бы могли…
О Маугли!
О брат!
ШТИЛЬ
Кое-что из опыта переселения душ
… В этом месте, нарушив плавность добродетельной мысли, бурно возрастающей безответственностью неподкупных знаков, как и положено, рукопись попортили мыши.
Вернее сказать, сама рукопись была положена неудачно, в таком неспокойном месте, где издавна водятся эти хитрые существа.
А еще вернее, и я без страха буду настаивать на этом перед любым мало-мальски почтенным слушателем, который по лусогнутой ладонью всякий раз, как того требуют обстоятельства, увеличивает размер своего чуткого к нежности уха, что рукопись сама -ц!-ц!-ц! сама себя положила на этот сундук с мукой, сама себя предложила этим неуемным тварям.
То ли из гордости быть первой просветительницей пискляво-снующего подпольного братства, вообразив, что они в этом нуждаются (это сидя на горах-то превосходной пшеничной муки!), то ли по глупому любопытству, свойственному всякой начинающей рукописи. Извините, это уж как водится. Много дней и ночей я слышал за обклеенной выцветшими обоями деревянной перегородкой, отделяющей мою холостяцкую комнату от темной, пыльной, вечно запертой кладовки, этот беспрерывный шелест, то будивший меня, словно чей-то вкрадчивый шепот, нависающий над моим пылающим ухом, то наоборот, помогавший заснуть, превращаясь вдруг в моем горящем сознании в прохладный шум спокойного долгого ночного дождя, сбегающего шелестящими приятными струйками по сникшим глянцам листьев, по запотевшим стеклам, по моим слипшимся волосам, облупленному носу и сухим жаждущим губам, оставляя на них чуть солоноватый вкус.
Так, чуть-чуть, в самый раз, как если бы это был мой любимый суп с фрикадельками. Ах, если бы это было так!..
… В этом месте я должен был заплакать, поскольку корабль мой тонул, захлебнувшись обжигающей волной изрядно пересоленной любви, которую выказывал мне добрый доктор Океан, закоптив своим слепящим белым халатом мои чистые исчезающие паруса.
Впрочем, как это могло случиться, я, может быть, и не знаю, да это и не важно, ведь я не заплакал. Верно?
Впервые я протянул через каюту свою невесомую Руку и прозрачным пальцем слегка намекнул стеклу заветное слово. И слово это тотчас набухло и упало строчками ресниц-рек, откликнувшись зовущей тишине. И вовремя.
Мы выходили из затмения. Космос дарил нам последний шанс – лопату и кирку. Они болтались за окном, прибитые приливом Радости, охватившим половину моего тела.
– Было над чем плакать.-скажет какой-нибудь ханжа, витая бесплотным духом в просторах умирающего тела. – Да, было. Почему бы и не поплакать над своею собственностью? – А вот и ошибаешься, – скажет тот же ханжа.
Как пришло, так и ушло.
– А вот и нет, – скажу я, – и совсем не так оно пришло и не так должно уходить. И заберите свою лопату, и не маячьте тут своим фонарем… Впрочем, лопату оставьте, о… И я заплакал. Слезы… Вот они наперечет – раз, два, три… Крупные, прозрачные. Перекатываются, рассыпая веер бликов, скользят, чуть сплюснутые, дрожа от волнения, по ржавому лезвию обросшей накипью, спившейся бритвы, зажатой двумя бравыми проводами.
… Вспомни, словно на проводах зимы у Брейгеля. Он был так любезен, приглашая нас, что отказать ему было бы неприлично. Тем не менее, в самый разгар гулянки я слышал, как ты кричала, выпучив глаза: – Штир, штир, сир! Нихт шпринген! Нихт шпринген! их штиирен… Их штиирен.
Но он был «Штиир» и твоя ломанная речь расступилась перед его неиссякаемым «шпрингером» молчания. Он был «штиир». Он стоял неподвижный, осоловелый и был так сир и «штиир».
– Это не шпринг, – шептал он, – все более удручаясь, и слезы предательски растягивали мешки век. – Это не шпринг, – стонал он, боясь пошевелить глазами.
Мне было жаль его. Наверное, он не получил в детстве достаточно «штиллен». А может быть оттого, что мыши, столпившиеся на верхушке скалы, дразнили его. «О шпринг, шпринг!»- кричали они. Да кто им поверит, коли они слопали мою опись рук, и теперь я не знаю, которая из них левая, а которая правая. А они чувствуют мою неуверенность и, не зная причин, волнуются и исполняют свои обязанности так себе, спустя рукава.
А вода все прибывала и речь его совсем вышла из берегов. Мыши уже не кричали «шпринг!», «шпринг!», разве только совсем несмышленыши. Они сбились в кучу и, подталкивая друг друга агрессивно попискивали: «Шпринген, шпринген?» Мне и их стало жаль. ..! бы побрал эту жалость, прости..!
Я подошел к трубе и перекрыл вентиль, белый ледяной лом истончился до иглы, игла распалась на капли, брезентовый рукав вздохнул, булькая, и обмяк, войдя в свои привычные сгибы. Нет, нет, в этом месте было что-то другое…
… Штиир плакал, потерпев неудачу. В этом не было ничего необычного. Тир закрывался. Положив, гремя цепью, винтовку мы вышли.
– Их лебен штиль, – шептал он, уткнувшись мне в грудь, – их лебен штиль. – Да-да, маэстро, – говорил я, похлопывая его по плечам и не понимая, откуда у обычного человека может быть столько слез.
– Я штиллебен! – оттолкнув меня, он взметнулся на тумбу подвесного моста. Не успел я крикнуть: «Осторожнее!», как он, размахнув руки, полетел вниз, крича: Я штиллебен!»
Он был не так грузен, как казался. Всплеск, произведенный его телом, напомнил мне плеск форели, которую он обожал. Сквозь тень кустов, облепивших крутой берег, рассекая их своим светлым сарафанчиком, ко мне подошла его жена и взяла под руку.
– Праздник был великолепен. Жаль, что так закончился. Быстро. Все-таки Брейгель – мастер. – Да, – сознался я, – этого у него не отнять.
А я и не знала, что здесь водится форель, – сказала она просто и, наклониэшись над перилами, посмотрела в темноту затаившейся реки.
Там было тихо. Отсветы убывающего праздника не долетали сюда.
– Я научилась распознавать ее удары издали, – она выпрямилась, потом глянула на зашторенное тучами небо, подсвеченное далекими фонарями оживающего города. – Совсем как тогда, зимой, – сказала она и прижалась к моему плечу. – Как холодно… Странно, откуда в реке столько звезд? – Это их дом, – удивляясь своему голосу, проговорил я.
– Именно в этом месте? – она всматривалась в меня, но ночь была на моей стороне. -В этом месте особенно, – прошептал я, сглатывая звуки. Закинув голову, я сосредоточился на одной грязной тучке, распластавшей свое тело как раз над нами.
То ли она хотела помыться, но стеснялась нашего присутствия, то ли просто подглядывала, развлекаясь.
Женщина взяла меня под руку и потащила с моста, оглядываясь на воду. Но мы шли не в город, а в сторону дачного поселка.
– Не переживай, – обронила она срывающимся голосом, – он был такой зануда, мой сир. Не знаю, что с ней случилось. До сих пор она выдерживала свою партию безукоризненно. Вероятно, какую-то царапину на портитуре она приняла за авторскую волю. Самое страшное было в том, что о
(нет-нет, не сейчас появилось желание подхватить ее на руки, хотя – нет… нет-нет, это было не в этом месте – и выбросить в реку на тонкий пульсирующий лед: плыви, Амфиболия, я больше не доверяю тебе, ты просто чувства свои переложила на музыку, уничтожив ее, доведя до совершенства.
Кто-то явственно простонал. Мы оба услышали это. Сверкнув покатыми плечами мелькнувшей наверху луне, она метнулась с насыпи к заросшему осокой пляжу, оставив мне шанс. И я им воспользовался. Не мог не воспользоваться…
… А в этом месте я каждый раз вижу одну и ту же сцену. Она обставлена так. Душная, сумрачная комната с видом на море, лучше на реку. Окна зашторены. По стенам пыльная мебель, выцветшие обои, раскрытое пианино, покосившиеся фотографии семьи Граев, неубранная кровать.
В центре круглый стол, заваленный книгами, косметикой, тряпками. Тряпки на полу, на двух поваленных стульях. Попискивают мыши.
Щелкает, прокручиваясь, замок. Слышны усталые голоса. Дверь отворяется и входят женщина и мальчик, нагруженные свертками и сумками, с огромным чемоданом на колесиках.
– Боже мой, чем это у нас воняет? – кричит женщина и, бросив все не пороге, протискивается к окну. Расшвыривает шторки, поднимает шпингалеты и распахивает створки, жадно глотая утренний воздух.
С минуту она так стоит, опершись о подоконник и наслаждаясь. Потом с омерзением берет трехлитровую банку, стоящую здесь же и, отстраняя ее от себя насколько позволяют руки, несет в туалет. «Это твоя медуза, – сообщает она сыну. – Ты оставил ее на солнце.»
Сын зажимает нос и пытается протестовать, Но с зажатым носом. Его протесты выглядят еще более комично, чем если б он протестовал с набитым ртом.
… Участь моя была решена и, как ни странно, я был этому рад. Но постойте!.. Боже мой! именно на это она и рассчитывала! И я так легко попался на ее удочку. Всхлипывая и расплываясь сбежал я следом за ней, едва не наткнувшись на
Штиир – Stier – бык, телец: неподвижный, застывший, осоловелый. Шпринген – springen – прыгать, скакать, вырываться, лопаться, спаривться. Штиирен – stieren – уставиться, выпучить глаза. Штиллен – Stillen – грудное вскармливание. Шпринг – Spring – ключ, родник, источник, трос. Штиллебен – Stilleben – натюрморт (живопись)
стр. 13.
Эксклюзив
СОЛО ДЛЯ ТАНЦОВЩИЦЫ с КОНТРАКТОМ
Италия, Греция, Япония, Швейцария… Вот далеко не полный перечень стран, куда вы можете съездить поработать.
Но прежде чем проявить интерес к этой теме, вам все-таки нужно решить – что ближе вашему сердцу: маленькая работа и спокойная зарплата в родном отечестве или нечто, связанное с определенным риском и солидными деньгами, но вдали от родного порога. Вы подумали и решили рискнуть?
А вот обо всем, что вас ждет на выбранной вами стезе, и расскажет наш собеседник – Олег Пономарев, официальный представитель фирмы АКВО-АРТ в Тамбове, которая всеми этими «сомнительными» делами занимается уже давно, но к судебной ответственности (тьфу, тьфу) пока не привлекалась, конфликтов с властями не имела.
– Олег, пора раскрыть карты.
– Начну с самого начала. Некогда существовали в Москве такие коммунистические мегаполисы как Росконцерт и Москонцерт. В 1991 году все это развалилось, и образовались самостоятельные фирмы, связанные между собой какими-то концертными делами. В частности, фирма АКВО-АРТ: акционерное киновидеообъединение, которое помимо концертной деятельности, заключает контракты с артистами разного жанра на работу за границей. Я как официальный представитель фирмы работаю с балетами, варьете, кабаре, артистами вокального жанра, пантомимы, кордебалетом. АКВО-АРТ имеет лицензию на данный вид деятельности и разрешение министерства иностранных дел.
То есть все официально и солидно. А теперь, что называется, ближе к делу. Ты предлагаешь девушкам работу за границей. В основном это кордебалет. Несколько слов о критериях отбора.
– Главным критерием является умение хорошо двигаться, быть пластичной. То есть какого-то особого профессионализма здесь не требуется, умеешь танцевать – вперед. Пограничный возраст – до 26 лет. Рост – от 160 см и выше. Но вот в Японию, например, выше 170 не принимают. Для них это уже аномалия. Девочки танцуют в паузах между концертными номерами. Ими восхищаются и бросают на сцену деньги.
– Или не бросают, если не восхищаются. Ну а почему же такого уровня артистов нужно везти из-за границы?
– А потому что это дешево. Наши артисты получают за такую работу от 800 долларов в месяц, а немке или француженке нужно платить 300 долларов в день.
– И все это выглядит пристойно, и никаких эксцессов, которые любят смаковать журналисты, не случается?
– Если я отвечу – не случается, мне вряд ли кто поверит. Тут все зависит от самих девчонок – если ты захочешь упасть лицом в грязь, то ты и упадешь, никто за тобой не проследит.
– Но в твоей практике ничего подобного, конечно же, не случалось?
– Почему же. Случалось. Были в моей группе 3 воронежских девчонки, из тех, что называется, с пулей в голове. После работы они бегали в американские дискотеки. А так как излишние нагрузки вредят работе, то с ними в дальнейшем пришлось расстаться, несмотря на то, что у них было желание продлить контракт.
– А теперь мы подходим к самому щекотливому моменту, называемому консумацией. Что же это такое?
– Это общение не более 20 минут. То есть после работы на подиуме артистку может пригласить пообщаться какой-нибудь одинокий клиент. Поговорить с ней, угостить. Причем приглашать могут не только мужчины, но и женщины. Девушка переодевается в вечернее платье, подсаживается за столик к клиенту…
– И начинается задушевная беседа двух иностранцев…
– Ну, как правило, девушки более-менее знают английский язык, у них с собой может быть англо-русский разговорник.
– И пока она листает этот разговорник…
– Нет, за ногу никто не хватает. В цивилизованных странах это не принято. Да к тому же могут быть серьезные неприятности.
– Ну тогда он предлагает наверно сыграть с ним партию в шахматы?..
– Да нет, почему же. У иностранцев к русским большой интерес. Вот когда я работала в Италии, – включается в разговор Вика, которая обо всем знает не понаслышке, – мы практиковали такую вещь. Итальянцы – народ доверчивый, верят всему, что ни скажешь. Вот я и рассказывала им о том, какие у нас здесь пятидесятиградусные морозы, как мы ездим друг к другу в гости на повозках, запряженных медведями.
– То есть ты пьешь сок, ешь шоколад, слушаешь глупости, которые несет подвыпивший клиент… должна же быть у тебя какая-то материальная заинтересованность?
– Нужно съесть как можно больше. Все оплачивает клиент, клуб таким образом зарабатывает деньги, а я получаю проценты от стоимости выпитого и съеденного.
– От кого получаешь?
– В кассе. Ежедневно. Консумативные и чаевые. Как правило этих денег и тех 300 долларов в месяц на еду, которые платятся сверх основной зарплаты, хватает и на развлечения и на покупки.
– Получается – бешеные деньги. А если украдут. Или рэкет?
– Чтоб не провоцировать соседку по комнате, деньги лучше хранить в банке. Но это невыгодно – минус 7 процентов. Поэтому можно договориться с менеджером и получить всю сумму непосредственно перед отъездом.
– Да, кстати, менеджер. А он не лезет к вам с какими-то гнусными предложениями? Ведь от него зависит ваш заработок?
– Пусть только попробует. Сразу же пожалуюсь хозяину клуба или в полицейский участок.
– А если она пожалуется и у нее будут свидетели, а они как правило, найдутся, то у менеджера возникнут серьезные неприятности, – продолжает разговор Олег. Да к тому же артистка защищена имеющимся у нее контрактом. Как правило никто никаких вольностей себе не позволяет.
– Ну хорошо, не будем о грустном. Если вы работаете в вечернее время, то днем у вас должна быть уйма свободного времени. Как вы его проводите?
– Отдыхаешь, знакомишься со страной. В контракте предусмотрены еженедельные экскурсии по интересным местам. Вообще, ты чувствуешь себя достаточно свободно.
– А каковы условия проживания?
– Может быть отдельная квартира со всеми удобствам, в которой предусмотрено все до мелочей, начиная вилками и салфетками, кончая ведерком для шампанского. Но чаще всего это отдельная небольшая комната на двоих. Питаемся самостоятельно. Можно ходить в кафе, можно самим готовить.
– Но наверняка появляются какие-то друзья и не просто друзья. Артист, работающий за границей, имеет право на личную жизнь с мужчиной?
– В тех странах, в которых это разрешено, девушка непременно должна поставить в известность своего менеджера о том, где, с кем и как долго она находится.
– А если она сочтет невозможным об этом говорить или не захочет?
– Приведу пример. Дело было в Греции. Солистка балета сказалась больной и отправилась прогуляться с весьма респектабельным молодым господином на его катере. Сначала их искала муниципальная полиция, потом федеральная, потом Интерпол на вертолете. Нашли. Он оплатил расходы всех полиций и получил три года условно. Балет из-за легкомыслия этой особы, конечно же, пострадал. Она заплатила неустойку, ее уволили.
– Часто ли девушки, уехавшие на работу за рубеж, выходят замуж за иностранцев?
– Довольно часто. Девушки, особенно те, кто съездил не один раз, обрастают связями, некоторые получают вид на жительство и работают уже самостоятельно. Другие выходят замуж, а русские невесты там пользуются большим спросом. Определенный отток есть.
– Значит и вакансии имеются?
– Да, сейчас, например, есть в Японию.
– И все-таки бывает не так, как ты рассказываешь. Девушка поехала. Обещали клуб, попала в гарем…
– Бывает. Когда уезжают по-черному. Сегодня сказали, завтра поехали. Без всяких документов. По туристической визе. Какой-нибудь левый импрессарио наобещает с три короба, девчонки поверили, работают. А денег нет. Они начинают задавать вопросы. Им отвечают – ели, пили? Теперь отрабатывайте. Ни в какую полицию они пожаловаться не могут, потому что по туристической визе работать нельзя и их выдворят из страны в 24 часа. И приходится отрабатывать. Где-нибудь в Иордании, Сирии или Марокко.
– А какие вообще нужно иметь документы, как происходит оформление и как долго оно длится?
– От момента, когда вы решили заключить с нашей фирмой контракт до того, как сядите в самолет, обычно проходит полгода. Сначала претендентка готовит первоначальные документы – художественное фото, медицинские справки, загранпаспорт. И обязательно должно быть согласие обоих родителей. Потом эти документы отправляются в Москву к представителю той страны, куда вы собираетесь ехать, он их рассматривает и если вы подошли по всем критериям, вам высылается сертификат и начинается подготовка до того уровня, который необходим для работы. Чем, собственно, я и занимаюсь.
– Прошло полгода. Контракт на руках. Насколько претендентка осведомлена о работе, которая ее ждет, о зарплате, об условиях?
– Она владеет самой полной информацией: сколько будет получать, сколько отчислять, кто босс там, кто босс здесь, какой полицейский участок обслуживает тот клуб, в котором ей предстоит работать. По получении контракта на артиста уже распространяется юридическая ответственнось, у него есть права и обязанности, за нарушение которых будут платить ему, за невыполнение которых будет платить он. Кроме контракта и сертификата вы получаете на руки медицинские и травма-полисы и два билета на самолет, туда и обратно.
– Олег, ты работаешь на Тамбов, Орел, Рязань. Провинциальные девушки наверно не очень охотно соглашаются на такую работу?
– Да, согласишься, пожалуй, когда столько всего говорят и пишут… На страницы газет ведь чаще всего попадают негативные факты. И создается впечатление, что они преобладают.
– И все-таки если кто-то решился поехать, с чего им начать?
– Позвонить мне по телефону 47-12-94
Интервью провели
А.МЕДВЕДЕВ
А.ТОРМОСОВ
стр. 14.
АРТ-галерея
ХУДОЖНИК АЛЕКСЕЙ МЕДВЕДЕВ И ЕГО ЧЕРНО-БЕЛАЯ РЕЛИГИЯ
Не надо искать смысла там, где его быть не должно. Бросьте. Не пытайтесь расшифровать незашифрованное. Просто смотрите и все. И, пожалуйста, без эмоций, без аналогий. Впрочем, художник Медведев допускает кое-какие комментарии по поводу своей графики. Но только – по существу.
Что касается тем, то здесь все как у многих – Жизнь-Смерть, Любовь-Секс но, кажется, все-таки обошлось без поисков философского камня. Что такое в сущности Любовь? Стоит лишь захотеть разложить эту легкую мозаику на простые составные и – получится.
Он уже не романтик, он жесткий прагматик. Но кто сказал, что это плохо. Его графика – его собственная черно-белая религия, которая не позволяет быть похожим, которая мучает и бережет. Поменьше выводов. Просто смотрите. И все.
стр. 16.
ОТПЕЧАТКИ ПАЛЬЦЕВ ИЛИ АВТОГРАФ ПО-ПОВОДУ…
Редактор – человек, который не умеет писать, равно как и читать, пить, курить и говорить серьезно. Поэтому и газета такая смешная.
Художник – Нарисовать может все – от автомобиля до булавки, предпочитает синий, белый, красный цвет, на три вопроса один ответ — не в деньгах счастье, а в их названии.
Тоже Художник – Любимый тост «За успех нашего безнадежного предприятия». На этот раз он был совсем рядом с истиной.
А еще мы благодарим всех, кто помог нам словом и не помешал делом. Дабы не скомпрометировать отдельных лиц и организации, (которые не должны были работать на нас в свое рабочее время), но работали – мы их не называем, но помним всех.
И всем спасибо.
Независимая художественно-публицистическая газета «АРТ-Мастер».
Издательство «Все для Вас». Редактор Е. ПОЛОЗОВА. Тел.: 51-78-70.
Художники А. МЕДВЕДЕВ и А. ТОРМОСОВ.
Типография «Пролетарский светоч». Тираж 999 экз.